Вероника шла рядом, держа в руке край своего темно-синего платья, а другой крепко вцепившись в мою руку.

И вот, наконец, вошли в большой ярко освещенный зал, полный народа. На нас внимания никто не обратил. Ну, это меня точно не расстроило. А вот Вероника…

— Илья, ты видел? — шептала она, ее голос был полон благоговейного ужаса. — Это же весь высший свет Владимирской области! Вон там, у камина, княгиня Афанасьева — она владеет половиной текстильных фабрик в регионе! А там, у бара, Якушев, нефтяной магнат! И это… боже, это же заместитель губернатора!

— Ого-го! — Фырк, невидимый, метался от одной позолоченной рамы к другой, его глазки горели алчным огнем. — Смотри, двуногий! Бриллианты! Золото! У той тетки на шее камней на три наших больницы хватит! Давай стащим парочку? Я отвлеку, а ты цап — и готово! Заживем, как короли! Не надо будет в больнице тухнуть. Уедем на Мальдивы!

Я мысленно отгородился от их восторгов и паники.

Мой мозг уже переключился в свой стандартный режим: наблюдение и анализ. Профессиональная деформация, от которой не избавиться.

Я не видел светское общество. Я видел пациентов.

Княгиня Афанасьева, на которую с таким трепетом смотрела Вероника, была не просто аристократкой. Это была женщина лет шестидесяти с пергаментной кожей, едва заметным желтушным оттенком склер и сосудистыми звездочками на груди, которые не мог скрыть даже толстый слой пудры.

Я мгновенно поставил диагноз — цирроз печени, скорее всего алкогольный. Стадия компенсации, но печень уже кричит о помощи.

Нефтяной магнат Якушев, громко смеявшийся у бара, был не просто богачом. У него был легкий, едва заметный тремор правой руки — классический «счет монет».

Лицо было лишено мимики, словно маска. Ранняя стадия болезни Паркинсона. Через пару лет ему понадобится хороший невролог. Если, конечно, он его уже не привлек.

А вот этого я знал. Первый заместитель губернатора Мартынов, вальяжно беседовавший с какой-то дамой, был не просто чиновником.

У него была одышка при разговоре, бочкообразная грудная клетка и желтые от никотина пальцы, сжимавшие бокал с виски.

Хроническая обструктивная болезнь легких, последняя стадия. Плюс, скорее всего, ишемическая болезнь сердца. Этот долго не протянет.

Это был современный бал, блестящий и роскошный. Но для меня это был просто другой вид обхода в отделении.

Зал, полный ходячих историй болезни. Собрание людей, чьи деньги и власть не могли защитить их от хрупкости собственных тел. И я смотрел на них не как гость, а как лекарь, который уже видел финал их историй.

Сам зал, который поражал размахом. Высота потолков — метров восемь, не меньше. Современный дизайн — строгий, холодный минимализм с элементами ар-деко.

Огромные панорамные окна от пола до потолка, из которых открывался вид на ночной парк. Вместо классических люстр с потолка свисали причудливые хрустальные конструкции, которые больше походили на арт-объекты из галереи современного искусства.

На небольшой сцене в углу играл струнный квартет, но вместо Моцарта или Вивальди они исполняли джазовые аранжировки современных хитов.

Приятная, остроумная находка.

Официанты в строгих черных костюмах бесшумно скользили между гостями, предлагая шампанское.

На длинных столах, покрытых белоснежными скатертями, были разложены изысканные закуски: устрицы на ледяной подушке, горки черной и красной икры, сложные канапе, которые больше походили на миниатюрные скульптуры, чем на еду.

— Смотри, двуногий, еда! — Фырк чуть ли не пускал слюни, невидимо сидя у меня на плече. — Настоящая, еда знати! А не больничная каша! Вон те маленькие рыбки с черными точками! Это же икра! Я слыхал о ней! Говорят, очень вкусно!'

Я снова осмотрел толпу. И один случай привлек мое особое внимание.

Пожилой, седовласый господин чьей фамилии я не знал, в парадном военном мундире с многочисленными орденами стоял у мраморной колонны.

Спина прямая как струна, подбородок гордо задран, руки сложены за спиной. На первый взгляд — образец военной выправки. Но это была не выправка.

Он просто не мог иначе. Что-то не так. Я прищурился, вглядываясь в его позу.

Слишком жестко. Слишком неподвижно. Он поворачивается всем корпусом, не сгибая шеи. И стоит так, словно проглотил аршин.

Я активировал «Сонар», посылая тонкий, невидимый импульс в его сторону.

Мой дар позволил мне увидеть сквозь дорогой мундир и кожу, прямо к костям и суставам. Картина, которая открылась мне, была удручающей.

Его позвоночник был деформирован. Межпозвоночные диски практически отсутствовали, а отдельные позвонки начали срастаться в единую, монолитную костную структуру, похожую на бамбуковую палку.