Стиснув зубы, нахожу в себе силы снова повернуться к Лиззи. По ее щекам струятся слезы, и она больше не смотрит на меня. Сердце в эту же самую секунду сжимается и до боли обливается кровью. Неторопливо просовываю руку под ее колени, пока другой придерживаю спину, и усаживаю ее на себя.

Наши взгляды встречаются. И видя боль в ее глазах, я даю себе обещание найти этого гребаного Дрю и сделать так, чтобы он пожалел о том, что вообще посмел прикоснуться к моей девочке.

Мягко провожу подушечками пальцев по ее щекам, стирая многочисленные слезы. Сердце пропускает один удар за другим – ненавижу, когда она плачет.

– Не надо меня жалеть, – шепчет она, не сводя взгляда.

– Я не собирался. Разве что мне будет жаль, если Дрю уже умер от какого-нибудь рака простаты и у меня не получится его убить. Вот это повод для жалости. К самому себе.

Лиззи едва заметно улыбается и хмыкает.

– Нельзя желать людям зла.

– Его вряд ли можно отнести к людям. Он все еще на стадии австралопитеков.

Теперь губы Лиззи расплываются в улыбке.

– Так… – хмурюсь. – Значит… ты правда не спала с Ноа?..

– Правда. Я больше ни с кем не спала. Какое-то время я сторонилась всех мужчин. Даже мысль о простом поцелуе вызывала у меня истерику. Я полностью сконцентрировалась на карьере и не позволяла себе отвлекаться. Но затем… Травма, еще одна и еще. Постепенно мне стало скучно и одиноко от этого бесконечного лежания дома, и я не придумала ничего лучше, чем заводить интрижки с мужчинами, строя из себя дурочку. Это было весело. Какое-то время. Но я сбегала прежде, чем дело доходило до постели. Иногда мне даже было противно просто целоваться с ними… – Лиззи отводит взгляд. – Дело правда не в тебе. Я… Я хочу попробовать, Гаррет. Правда… – Она прикрывает веки. – Но я боюсь, что, когда у нас ничего не выйдет, все закончится.

– Лиззи. Это лишь секс. – Я тянусь к ее волосам, чтобы убрать прядь за ухо. – Мне было восемь, когда я посмотрел «Унесенные ветром» вместе с мамой. Не то чтобы это был семейный просмотр. Просто мама так увлеченно наблюдала за Скарлетт, что я подглядывал за ней. Тогда я узнал, что, когда люди хотят признаться друг другу в любви, они целуются. И на следующий день в школе, когда ты пришла в новом изумрудном пышном платье, подчеркивающем цвет твоих глаз, я вдруг понял, что хочу тебя поцеловать. Уже тогда я знал, что влюбился в тебя. Но мне нужно было, чтобы и ты узнала об этом.

Ее губы приоткрываются, а глаза наполняются слезами.

– Не плачь, – прошу я, стирая очередные слезинки, и продолжаю: – Тогда ты оттолкнула меня. Сказала, что я слюнявый.

– Мне было шесть. Мальчишки казались мне отвратительными людьми, – грустно усмехается она.

– Сейчас я это понимаю. Но тогда… Тогда это расстроило меня. И я стал задирать тебя, чтобы ты это поняла. Я говорил тебе, что у тебя большие губы, но сам мечтал вновь попробовать их вкус. Обзывал тебя глупой блондинкой, но всегда любовался твоими золотыми локонами, особенно когда ты закалывала их бантиками. Говорил, что в розовом ты похожа не на куклу Барби, а на свинку Пеппу… Но на самом деле считал тебя идеальной.

– Гаррет… – выдыхает Лиззи, обхватывая ладонями мое лицо. – Мне жаль.

– Лиззи, все в порядке. Мы были детьми. И ты не обязана была любить меня только потому, что я был влюблен в тебя. Не всегда тем, кто нравится нам, нравимся мы. Я понял это позже. Но все дело в том, что, когда я вырос, ничего не изменилось. Мои чувства к тебе не исчезли, как я предполагал. – Мой голос становится тише. – Все девушки в моей постели всегда были брюнетками, ведь я внушал себе, что ненавижу блондинок. А после окончания школы, когда я перестал видеть тебя, то стал искать твои глаза в каждой блондинке. И в моей постели стали оказываться лишь они. Но я слишком быстро вернулся к брюнеткам и признал, что дело не в гребаном цвете волос, а в том, что в восемь лет я каким-то странным образом отдал тебе свое сердце. И у меня не выходит получить его обратно.

– И сейчас… ты бы хотел вернуть его?

– Нет, – просто отвечаю я.

– Но я… Я не могу быть с тобой, – шепчет она, зажмуриваясь.

– Почему?

– Ты не будешь со мной счастлив… – Всхлип срывается с ее губ. – Как ты себе это представляешь? Быть с девушкой, которая тебя не хочет. И, возможно, никогда не захочет. Ты можешь сколько угодно говорить, что секс – не главное, но я взрослая девочка, Гаррет. Секс – это важно. Если бы он не играл одну из главных ролей, люди бы не изменяли друг другу. А я… мы будем жить, как соседи. Посторонние люди. И у нас… У нас никогда не будет детей. Понимаешь? – Она замолкает, и меж ее бровей появляется складка. – Почему ты улыбаешься?

– Ты сказала, что хочешь от меня детей.

Лиззи усмехается.

– Гаррет…

– Нет, послушай, – перебиваю я. – Секс – это важно, ты права. И мы попробуем. Просто попробуем. Если не выйдет, то пойдем к сексологу или кто там отвечает на вопросы о фригидности. Но только если ты сама захочешь с этим разобраться. А если не захочешь, черт… Мы будем решать проблемы по мере их поступления. То, что с тобой произошло… это ничего не меняет. Лиззи, в школе я не думал о сексе с тобой, но это не мешало мне считать тебя любовью всей моей жизни. И с тех пор все не изменилось: секс мне просто нравится, а тебя… тебя я люблю.