или во хмелю сразил вместо честного Смита, у которого на

руках двадцать кровных ссор.

– Что же теперь делать, бэйли? – кричали в толпе.

– А это, друзья, порешат за вас ваши выборные, как

только прибудет сэр Патрик Чартерис – его ждут с часу на

час – и мы сойдемся все на совет. Тем временем хирург

Двайнинг осмотрит эти бедные останки, чтобы сказать нам,

как постигла нашего согражданина его роковая участь. А

тогда обрядим тело в чистый саван, как благоприличест-

вует честному горожанину, и возложим перед высоким

алтарем в церкви святого Иоанна, покровителя Славного

Города. Прекратите шум и крик, и пусть каждый из вас, кто

способен держать оружие, если любит он Славный Город,

препояшется мечом и будет готов явиться на Хай-стрит,

едва раздастся звон общинного колокола, что на башне

ратуши, – и либо мы отомстим за смерть нашего сограж-

данина, либо примем такую судьбу, какую пошлет нам

небо. А до той поры, покуда мы не узнаем, кто чист и кто

виновен, избегайте завязывать ссоры с рыцарями или их

людьми… Но что он мешкает, бездельник Смит? Как нач-

нется потасовка, в которой он совсем не нужен, он тут как

тут, а теперь, когда потребовалось послужить Славному

Городу, его не дождешься!. Что с оружейником? Неладно?

Знает кто-нибудь? Веселился он на проводах карнавала?

– Он то ли болен, то ли одурел, мастер бэйли, – сказал

один из городских голов, как называли в те времена стар-

шин ополчения. – Посудите сами: его молодцы говорят, что

он дома, а он не отзывается и не впускает нас.

– Разрешите, ваша милость, мастер бэйли, – сказал

Саймон Гловер, – я сам схожу и приведу Генри Смита.

Мне, кстати, нужно уладить с ним небольшой спор. И

благословенна будь пречистая, что он в добром здравии,

когда четверть часа назад я уже не чаял застать его живым!

– Приходи с храбрым Смитом в городской совет, –

сказал Крейгдэлли, в то время как какой-то йомен верхом

на коне прорвался сквозь толпу и шепнул ему что-то на

ухо. – Тут явился добрый человек и говорит, что рыцарь

Кинфонс уже въезжает в ворота!

Вот по какому случаю Саймон Гловер явился не-

жданным гостем в дом Генри Гоу.

Откинув колебания и сомнения, какие могли бы удер-

жать других, он прошел прямо в гостиную и, услышав

возню тетушки Шулбред, поднялся на правах старой

дружбы в спальню, небрежно бросив в оправдание: «Из-

вини, соседушка», отворил дверь и вошел в комнату, где

его ждало странное и неожиданное зрелище. Звук его го-

лоса оживил Мэй Кэтрин куда быстрее, чем могли подей-

ствовать все меры и лекарства тетушки Шулбред, а блед-

ность на ее лице сменил горячий жар самого милого ру-

мянца. Она оттолкнула от себя любимого обеими руками,

которые до той минуты он все время поглаживал, а она не

отнимала – потому ли, что пришла в себя, или по влечению,

пробужденному в ней событиями этого утра. Генри Смит,

застенчивый, каким мы его знаем, встал, шатаясь, и все

присутствующие были в большей или меньшей мере сму-

щены, за исключением тетушки Шулбред: воспользовав-

шись первым же предлогом, она повернулась спиной к

остальным, чтобы вволю посмеяться над ними. А Гловер,

хоть и пораженный неожиданностью, но больше обрадо-

ванный, быстро оправился и от души рассмеялся тоже.

– Ну вот, клянусь добрым святым Иоанном, – сказал он,

– сегодня утром я увидел зрелище, после которого, дума-

лось мне, я забуду смех по меньшей мере до конца поста,

но уж тут… Да лежи я хоть при смерти, я свернул бы себе

скулы со смеху! Смотри ты, честного Генри Смита опла-

кивали в городе как мертвого, звонили по нем во все ко-

локола, а он стоит веселый и живехонький и, судя по ру-

мянцу на щеках, не больше склонен помирать, чем любой

человек в нашем Перте. И вот моя драгоценная дочка, ко-

торая вчера только и говорила, что об испорченности

жалких созданий, предающихся мирским утехам и беру-

щих под свое крыло всяких веселых потешниц… Да, давно

ли она восставала против святого Валентина и святого