клялись на мечах тридцатого марта, то есть в вербное

воскресенье, в вашем королевском присутствии разрешить

свой спор любым оружием, какое назовет ваше величество,

и на указанном вами поле. Решено ограничить число сра-

жающихся тридцатью бойцами с каждой стороны, но

биться они будут до последней крайности. При этом кланы

обращаются с покорной просьбой к вашему Величеству,

чтобы вы отечески соизволили сложить с себя на этот день

королевское право присудить победу одной из сторон до

окончания боя: вы не бросите на землю жезл, не крикнете

«довольно», пока они сами не доведут дело до конца.

– Лютые дикари! – огорчился король. – Неужели они

хотят ограничить самое нам дорогое королевское право –

право положить конец сражению и провозгласить пере-

мирие в битве? Они отнимают у меня единственное по-

буждение, которое могло бы меня привлечь на зрелище их

резни. Хотят они сражаться как люди или как волки их

горного края?

– Милорд, – сказал Олбени, – мы с графом Крофордом

по некоторым причинам позволили себе, не снесшись с

вами, дать предварительное согласие па эти условия.

– Граф Крофорд! – заметил король. – Мне кажется, он

слишком молод, чтобы с ним советоваться о таком важном

деле.

– Невзирая на молодость, – возразил Олбени, – он

пользуется среди соседствующих с ним горцев большим

уважением. Без его помощи и воздействия едва ли я о

чем-либо договорился бы с ними.

– Слышишь, юный Ротсей? – укоризненно обратился

король к своему наследнику.

– Мне жаль Крофорда, сэр, – ответил принц. – Он

слишком рано лишился отца, чьи советы были бы так ему

нужны в его юные лета.

Король поднял на Олбени торжествующий взгляд, как

бы призывая брата оценить сыновнюю преданность, ска-

завшуюся в этом ответе. Нисколько не тронутый, Олбени

продолжал:

– Не жизнью своей, а только смертью эти горцы могут

послужить Шотландскому королевству, и, сказать по

правде, графу Крофорду, да и мне самому представилось

весьма желательным, чтоб они дрались до полного взаим-

ного истребления.

– Вот оно что! – воскликнул принц. – Если Линдсей в

столь юные годы держится такой политики, каким же ми-

лосердным правителем станет он лет через десять – две-

надцать! Ну и мальчик – еще ни волоска над губой, а уже

такое твердокаменное сердце! Уж лучше бы он развлекался

вволю петушиными боями на проводах масленой, чем

строил замыслы массового избиения людей в вербное

воскресенье. Ему, видать, по нраву уэльсский обычай де-

лать ставку только на смерть.

– Ротсей прав, Олбени, – сказал король. – Не подобает

христианскому государю уступать в таком вопросе. Я не

могу согласиться, чтобы люди у меня на глазах сражались,

пока не полягут все до одного, как скот на бойне. Такое

зрелище будет для меня нестерпимо, и жезл выпадет из

моей руки уже потому, что не станет у меня силы держать

его.

– А этого никто и не заметит, – сказал Олбени. – Я по-

зволю себе указать вашей милости, что вы лишь отказы-

ваетесь от королевской привилегии, которая, прибегни вы к

ней, не стяжает вам почета, ибо не встретит повиновения.

Если король опустит жезл в разгаре боя, эти люди, разго-

ряченные борьбой, не больше с ним посчитаются, чем

волки со скворцом, когда бы тот во время их драки уронил

в их стаю соломинку, которую нес в свое гнездо. Этих

бойцов ничто не заставит разойтись, пока они не полягут

мертвыми все до единого, и пусть уж лучше они перережут

друг друга своими руками, чем пасть им от мечей наших

воинов, когда те ввяжутся в бои, пытаясь их разнять по

приказу вашего величества. Попытка водворить мир на-

силием будет истолкована как ловушка, и противники

объединятся, чтобы вместе дать отпор. Получится такая же

бойня, а надежда на водворение мира в будущем рухнет.

– Слова твои слишком близки к истине, брат Робин! –