цем такого богатства! Но я еще дам вам почувствовать мою

силу, хотя мне нравится прятать ее источник. Я стану ин-

кубом для вашего города*, раз вы отвергли меня и не из-

бираете в городской совет. Я, как злой кошмар, буду гнать

вас и душить, оставаясь сам невидимым… А этот жалкий

Рэморни туда же! Потеряв руку, он, как бедный ремес-

ленник, утратил с нею единственную ценную часть своего

существа – и он еще осыпает меня оскорблениями, как

будто хоть что-нибудь из всего, что может он сказать, в

силах пошатнуть стойкий ум, подобный моему! Обзывая

меня плутом, мерзавцем или рабом, он поступает не умнее,

чем если бы вздумал развлекаться, выдергивая мне волосы

в тот час, когда я держал бы в руке пружины его сердца. За

каждое оскорбление я тут же могу отплатить телесным

страданием или душевной болью… Хе-хе! Надо сознаться,

я не остаюсь у рыцаря в долгу!»

В то время как лекарь тешился своею дьявольской ду-

мой и, крадучись, пробирался по улице, за его спиной по-

слышались женские голоса.

– А, вот он, слава пречистой деве! Во всем Перте кто,

как не он, поможет нам сейчас! – сказал один голос.

– Пусть там говорят о рыцарях и королях, воздающих за

обиды, как это у них называется, а мне, кумушки, подайте

достойного мастера Двайнинга, составителя лекарств! –

добавил другой.

В ту же минуту лекарь был окружен и схвачен гово-

рившими – почтенными матронами славного города Перта.

– В чем дело? Что такое? – усмехнулся Двайнинг. – У

кого тут корова отелилась?

– Не в отёле на этот раз дело, – сказала одна из женщин.

– Умирает бедный малыш, потерявший отца. Иди скорее с

нами, ибо все наше упование на тебя, как сказал Брюс До-

налду, Властителю Островов*.

– Opiferque per orbem dicor60, – сказал Хенбейн Двай-

нинг. – От чего умирает ребенок?

– Круп у него… круп, – запричитала одна из кумушек. –

Бедняжка хрипит, как ворон.

– Cynanche Irachealis61. Эта болезнь быстро вершит свое

дело. Немедленно ведите меня в дом, – продолжал врач,

который зачастую оказывал помощь больным бесплатно –

невзирая на свою жадность, и человеколюбиво – несмотря

на свой злобный нрав. Так как мы не можем заподозрить

его в более высоких побуждениях, возможно его толкали

на это тщеславие и любовь к своему искусству.

Тем не менее в этом случае он, пожалуй, уклонился бы

и не пошел к больному, знай он, куда его ведут добрые

кумушки, и располагай временем придумать отговорку. Но

лекарь не успел сообразить, куда идет, как его чуть ли не

втолкнули в дом покойного Оливера Праудфьюта, откуда

доносилось пение женщин, обмывавших и обряжавших

тело покойного шапочника к назначенному на утро обряду.

60 Я не славлюсь по всему свету как подающий помощь (лат).

61 Старинное латинское обозначение дифтерии.

Их песнь, если ее переложить на современный язык, про-

звучала бы примерно так:

Дух незримый, дух парящий*,

Кротко на того глядящий,

В ком ты сам когда-то жил,

В чьем обличии ты был,

– Жди, крылами помавая,

Вправо, влево ли порхая.

Ввысь взлетишь иль канешь ты

– Жди у роковой черты!

Мстя за раннюю разлуку,

Неурочной смерти муку,

Подчини себе ты вновь

Тайной силой ум и кровь.

Коль того приметит око,

Кто пронзил тебя жестоко,

Коль того заслышишь шаг,

Кто тебя поверг во мрак,

– Силы тайные проснутся,

Мышцы дрогнут, встрепенутся,

Зев разверзнут раны вновь,