сознавал так отчетливо, что, подобно содержателю зве-

ринца, отваживался иногда забавы ради возбуждать буй-

ный гнев в каком-нибудь Рэморни, уверенный, что внешнее

смирение позволит ему уйти от бури, которую он вызвал

сам. Так мальчишка, индеец швыряет легкий челнок, ус-

тойчивый в силу своей хрупкости, навстречу бурунам,

которые неизбежно разбили бы в щепы более тяжелое

судно. Что феодальный барон должен презирать низко-

родного врачевателя, разумелось само собой, хоть это не

мешало рыцарю Рэморни подпасть под влияние Двайнинга,

и нередко в их умственном поединке лекарь одерживал

верх над противником, как иногда двенадцатилетний

мальчик смиряет причуды норовистого коня, если владеет

искусством выездки. Но далеко не так естественно было

презрение Двайнинга к Рэморни. Сравнивая рыцаря с са-

мим собой, он считал его чем-то вроде дикого животного,

правда способного погубить человека, как бык рогами или

волк зубами, но одержимого жалкими предрассудками и

погрязшего в «церковном дурмане» – выражение, в которое

Двайнинг включал религию всех толков. Вообще он считал

Рэморни существом, коему сама природа назначила быть

его рабом, добывающим для него золото в копях, а золото

он боготворил, и стяжательство было его величайшей

слабостью, хотя отнюдь не худшим пороком. В собствен-

ных глазах он оправдывал эту свою неблаговидную на-

клонность, убеждая самого себя, что ее источником была

жажда власти.

«Хенбейн Двайнинг, – говорил он, со сладострастием

глядя на собранные втайне сокровища, когда время от

времени навещал их, – ты не какой-нибудь глупый скупец,

которого тешит в червонцах золотой их блеск, власть, ко-

торую они дают своему владельцу, – вот чем ты дорожишь!

Что в том, что все это еще не в твоих руках? Ты любишь

красоту, когда сам ты – жалкий, уродливый, бессильный

старик? Вот та приманка, которая привлечет самую кра-

сивую пташку. Ты слаб и немощен, над тобою тяготеет

гнет сильного? Вот то, что вооружит на твою защиту

кое-кого посильнее, чем жалкий тиран, перед которым ты

дрожал. Тебе потребна роскошь, ты жаждешь выставить

напоказ свое богатство? В этом темном сундуке заперта не

одна цепь привольных холмов, пересеченных долинами, не

один прекрасный лес, кишащий дичью, и покорность ты-

сячи вассалов. Нужна тебе милость при дворах светских

или духовных владык? Улыбки королей, прощение старых

твоих преступлений папами и священниками и терпимость,

поощряющая одураченных духовенством глупцов пус-

каться на новые преступления? Все это святейшее попус-

тительство пороку покупается на золото. Даже месть, ко-

торую, как говорится, боги оставляют за собой – не усту-

пать же человеку самый завидный кусок! – даже месть

можно купить на золото! Но в мести можно достичь успеха

и другим путем – высоким искусством, и такой путь куда

благородней! А потому я приберегу свое сокровище на

другие нужды, а месть свершу gratis59, более того – к тор-

жеству отмщения обиды я прибавлю сладость приумно-

женных богатств!»

Так размышлял Двайнинг, когда он, вернувшись от сэра

Джона Рэморни, прибавил к общей массе своих накопле-

ний золото, полученное за разнообразные услуги, затем,

полюбовавшись минуты две на свои сокровища, он запер

на ключ тайник и отправился в обход пациентов, уступая

проход у стены каждому встречному, кланяясь и снимая

шляпу перед самым скромным горожанином, владельцем

какой-нибудь жалкой лавчонки, или даже перед подмас-

терьем, еле-еле зарабатывающим на хлеб трудом своих

мозолистых рук.

59 Бесплатно (лат.)

«Мерзавцы, – думал он про себя, делая поклон, – под-

лые, скудоумные ремесленники! Знали бы вы только, что я

могу отворить этим ключом! Злейшая непогода не поме-

шала бы вам снять шляпу предо мной, самая гнусная лужа

среди вашего городишки не показалась бы вам слишком

мерзкой, чтобы пасть в нее ниц, благоговея пред владель-