мые черные подозрения легли на него – и, казалось, ничто

их не рассеет.

Медленно, в тяжком раздумье брел он к церкви доми-

никанцев, где уединился его отец, но недобрая весть уже

летела с вошедшей в поговорку быстротой и достигла по-

коев короля раньше, чем юный принц. Войдя во дворец и

спросив, у себя ли король, герцог Ротсей был поражен от-

ветом, что государь совещается строго наедине с герцогом

Олбени, который, когда принц оставил арену поединка, тут

же сел на коня и прискакал в монастырь, опередив пле-

мянника. Пользуясь привилегией, какую давали ему по-

ложение и рождение, Ротсей хотел пройти в королевские

покои, когда Мак-Луис, начальник бранданов, в самых

почтительных словах дал ему понять, что в силу особого

наказа не может пропустить его высочество.

– Ты хоть пойди, Мак-Луис, и дай им знать, что я жду

дозволения войти, – сказал принц. – Если мой дядя берет на

себя смелость захлопнуть перед сыном дверь в покои отца,

ему приятно будет услышать, что я сижу в прихожей, как

лакей.

– Разрешите мне сказать вам, – не без колебания отве-

тил Мак-Луис. – Может быть, вы согласились бы, ваше

высочество, выйти сейчас и терпеливо подождать, я, если

угодно вашей милости, когда герцог Олбени уйдет, сразу

пришлю кого-нибудь известить вас о том, и тогда его ве-

личество, несомненно, допустит к себе вашу светлость. А в

настоящее время, ваше высочество, простите меня, но я

лишен возможности пропустить вас к королю.

– Понимаю тебя, Мак-Луис! Тем не менее ступай и

повинуйся моему приказу.

Начальник охраны ушел и вернулся с ответом, что ко-

роль нездоров и удаляется сейчас в свою опочивальню, но

что герцог Олбени скоро примет принца Шотландского.

Прошло, однако, с добрых полчаса, пока герцог Олбени

явился, и Ротсей в ожидании то угрюмо молчал, то заводил

пустой разговор с Мак-Луисом и бранданами, смотря по

тому, что брало в нем верх – обычное его легкомыслие или

не менее свойственная ему раздражительность.

Герцог наконец пришел, а с ним лорд верховный кон-

стебль, чье лицо выражало печаль и смущение.

– Милый родич, – сказал герцог Олбени, – я с при-

скорбием должен сказать вам, что, по мнению моего цар-

ственного брата, честь королевской семьи требует ныне,

чтобы наследник престола временно ограничил себя пре-

быванием в доме верховного констебля и принял своим

главным, если не единственным, товарищем по уединению

присутствующего здесь благородного графа – до той поры,

пока распространившиеся о вас сегодня позорные слухи не

будут опровергнуты или забыты.

– Как, милорд Эррол! – удивился принц. – Ваш дом

становится моей тюрьмой, а вы – моим тюремщиком?

– Боже упаси, государь мой! – сказал граф Эррол. – Но

мой злосчастный долг велит, чтобы я, повинуясь приказу

вашего отца, некоторое время смотрел на ваше высочество

как на моего подопечного.

– Принц Шотландский… наследник престола – под

надзором верховного констебля!. Но какие к тому осно-

вания? Неужели наглые слова осужденного на казнь под-

леца обладают достаточным весом, чтобы оставить пятно

на гербе королевского сына?

– Коль скоро такие обвинения не опровергнуты и не

отвергнуты, племянник, – сказал герцог Олбени, – они

бросают тень и на герб государя.

– Отвергать их, милорд! – вскричал принц. – А кем они

возведены, как не жалким мерзавцем, слишком презрен-

ным даже по собственному его признанию, чтобы хоть на

миг принять его слова на веру, очерни он доброе имя по-

следнего нищего, не то что принца… Приволоките его

сюда, и пусть ему покажут дыбу – увидите, он сразу возь-

мет назад наглую клевету.

– Петля слишком верно сделала свое дело, чтобы вид

дыбы мог смутить Бонтрона, – сказал герцог Олбени. – Он

казнен час назад.

– Почему понадобилась такая спешка, милорд? – за-