метил принц. – Вам не кажется, что это выглядит так, точно

с этим делом поспешили нарочно, чтоб очернить мое имя?

– Таков повсеместный обычай: после божьего суда

бойца, проигравшего поединок, прямо с арены отправляют

на виселицу. И все-таки, милый родич, – продолжал герцог

Олбени, – если бы вы стали смело и твердо отвергать об-

винение, я почел бы себя вправе помедлить с казнью в це-

лях дальнейшего расследования, но так как, ваше высоче-

ство, вы промолчали, я почел наилучшим удушить позор-

ную молву вместе с дыханием человека, который ее пус-

тил.

– Святая Мария! Милорд, это уж прямое оскорбление!

Значит, вы, мой дядя и родич, допускаете, что я причастен к

тому бессмысленному и недостойному умыслу, в котором

признался этот раб?

– Мне не пристало препираться с вашим высочеством,

иначе я спросил бы, не станете ли вы отрицать и другое,

еще менее достойное дело, хоть и не столь кровавое, – на-

падение на дом некоего перчаточника. Не сердитесь на

меня, племянник, но вам и в самом деле настоятельно не-

обходимо удалиться на короткий срок от двора – скажем,

до конца пребывания короля в этом городе, где жителям

учинено так много обид.

Ротсей смолк при этом доводе, потом, остановив на

герцоге твердый взгляд, сказал:

– Дядя, вы хороший охотник. Свое оружие вы приме-

няете с большим искусством, тем не менее вас постигла бы

неудача, когда б олень не устремился в сети добровольно.

Да поможет вам небо – и пусть вам будет от ваших хлопот

тот самый прок, какого заслужили вы своими делами.

Скажите моему отцу, что я подчиняюсь аресту, согласно

его приказу. Лорд верховный констебль, я жду лишь ва-

шего соизволения, чтобы отправиться в ваш дом. Уж если

меня отдают под стражу, я не могу пожелать более лю-

безного и учтивого тюремщика.

Так закончился разговор между дядей и племянником,

и принц последовал за графом Эрролом к его дому. Про-

хожие на улицах, завидев герцога Ротсея, спешили перейти

на другую сторону, чтобы не нужно было поклониться

тому, в ком их научили видеть не только безрассудного, но

и жестокого распутника. Наконец дом констебля укрыл

своего владельца и его царственного гостя, которые оба

рады были убраться от осуждающих взоров. Все же, едва

переступив порог, они ощутили неловкость своего взаим-

ного положения.

Но пора нам вернуться на арену поединка – к той ми-

нуте, когда закончился бой и знатные зрители разошлись.

Толпа теперь отчетливо разделилась на две неравные по-

ловины. Первая, не столь многочисленная, заключала в

себе наиболее почтенных горожан из высшего слоя обы-

вателей Перта, которые сейчас поздравляли победителя и

друг друга со счастливым завершением их спора с при-

дворной знатью. Городские власти на радостях попросили

сэра Патрика Чартериса почтить своим присутствием тра-

пезу в ратуше. Разумеется, и Генри, герой дня, получил

приглашение – или, правильнее сказать, предписание –

принять в ней участие. С большим смущением выслушал

он приказ, потому что сердце его, как легко догадаться,

рвалось к Кэтрин Гловер. Но настояния старого Саймона

помогли ему решиться. Ветеран-горожанин, естественно,

питал подобающее уважение к городскому совету

Сент-Джонстона, он высоко ценил всякую почесть, исхо-

дившую от такого высокого учреждения, и считал, что его

будущий зять совершит ошибку, если не примет с благо-

дарностью приглашение.

– И не подумай уклониться от торжественной трапезы,

Генри, сынок, – были его слова. – Там ведь будет сам сэр

Патрик Чартерис, а тебе, я полагаю, не скоро представится

подобный случай завоевать его благосклонность. Он, воз-

можно, закажет тебе новые доспехи. И я слышал сам, как

достойный Крейгдэлли сказал, что был разговор о попол-

нении городской оружейной палаты. Не упускай случая

заключить выгодную сделку – теперь, когда ты стано-

вишься семейным человеком, расходы у тебя возрастут.