родные горы. Красивый и стройный юноша был будто на-

рочно создан, чтобы покорить сердце отца. В конце концов

мальчик, я думаю, либо сам разгадал тайну своего рожде-

ния, либо ему кое-что рассказали, надменный го-

рец-ученик, и раньше никогда не уважавший мое честное

ремесло, все откровеннее выказывал свое отвращение к

труду. А я уже не осмеливался прогуляться палкой по его

спине, боялся, как бы он не всадил мне в ребра кинжал –

обычный ответ кельта на замечание сакса. И тут уж мне

самому захотелось поскорее от него избавиться, тем более

что он стал заглядываться на Кэтрин, а та, понимаете,

вбила себе в голову, что должна добела отмыть эфиопа и

научить дикого горца милосердию и добрым нравам. К

чему это привело, она вам скажет сама.

– Да нет, отец, – смутилась Кэтрин, – я, право, лишь по

милосердию хотела выхватить из огня горящее полено.

– По милосердию, но уж никак не по мудрости, – воз-

разил отец, – потому что при такой попытке недолго и

пальцы обжечь. А вы что скажете, милорд?

– Милорд не посмеет оскорбить прекраснейшую де-

вушку Перта, – сказал сэр Патрик. – И я хорошо знаю, как

чисты и праведны ее помыслы. Но, не могу не отметить:

будь этот вскормленник белой лани лохматым, неуклю-

жим, рыжеволосым дикарем вроде кое-кого из тех горцев,

каких я знавал на своем веку, едва ли пертская красавица

взялась бы так ревностно за его обращение, и, если бы

Кэтрин была старухой, в морщинах, согбенной годами,

вроде той, что нынче поутру отворила мне дверь вашего

дома, я прозакладывал бы свои золотые шпоры против

пары гэльских брогов, что ваш дикий олень выслушал бы

одно наставление, а второго бы слушать не стал. Ты сме-

ешься, Гловер, а Кэтрин вспыхнула от гнева. Но ничего не

попишешь, так повелось на свете.

– Так повелось, милорд, среди светских людей, куда как

уважающих ближнего! – с сердцем ответила Кэтрин.

– Прости мне шутку, моя красавица, – сказал рыцарь. –

А ты, Саймон, рассказывай дальше, чем кончилась эта ис-

тория. Верно, Конахар удрал в свои горы?

– Да, он вернулся домой, – сказал Гловер. – Последние

два-три года в Перт время от времени наведывался вест-

ником один паренек, приходивший к нам под разными

предлогами, на деле же ему поручалось держать связь

между Гилкристом Мак-Ианом и его сыном, юным Кона-

харом, или, как зовут его теперь, Гектором. От этого парня

я узнал в общих чертах, что в племени опять обсуждался

вопрос об изгнании питомца белой лани – по-ихнему,

Долтан-Ней-Дила. Его приемный отец, Торквил из Дуб-

ровы, старый лесовик, явился с восемью сыновьями, луч-

шими бойцами клана, и потребовал, чтобы приговор был

отменен. Говорил он с тем большим весом, что он и сам

слывет тэйсхатаром, то есть ясновидцем, и там у них счи-

тают, что он связан с незримым миром. Торквил объявил,

что провел колдовской обряд, тин-эган66, посредством ко-

торого он вызвал беса и вырвал у него признание, что Ко-

нахар, именуемый ныне Эхином, или Гектором,

Мак-Ианом, – единственный, кому удастся выйти невре-

димым из предстоящего сражения между двумя враж-

дующими кланами. Отсюда следует, настаивал Торквил из

Дубровы, что только присутствие в их рядах этого отме-

ченного судьбою юноши может обеспечить клану победу.

«Я в этом так убежден, – сказал лесной богатырь, – что если

Эхин не займет своего места в рядах кухилов, то ни я, его

приемный отец, ни восемь моих сыновей не поднимем меча

в этом споре».

Заявление Торквила возбудило большую тревогу, вы-

ход из рядов девяти человек, самых крепких бойцов их

племени, означал серьезный урон, тем более что, по слу-

хам, сражение должно было решиться при небольшом

числе участников с каждой стороны. Древнему предска-

66 Тин-эган – иначе нейдфайр, то есть «вынужденный огонь». Все огни в доме гасятся,

и два человека, добыв огонь посредством трения, разводят костер, обладающий будто бы