взволнован.

– Прочтите, добрый отец настоятель, – сказал он, – а эту

страшную вещь пусть уберут с наших глаз.

Аббат прочитал объявление, гласившее:

– «Поскольку дом одного из граждан Перта минувшей

ночью, в канун дня святого Валентина, подвергся нападе-

нию со стороны неких бесчинствующих ночных гуляк из

числа пришлых людей, пребывающих в настоящее время в

Славном Городе, и поскольку сия рука была отсечена в

последовавшем сражении у одного из негодяев, нару-

шивших закон, мэр и члены магистрата распорядились,

чтобы она была прибита к кресту на позор и посмеяние тем,

кто учинил оный беспорядок. И если кто-либо рыцарского

звания скажет, что этим мы совершаем неправильный по-

ступок, я, Патрик Чартерис из Кинфонса, рыцарь, приму

вызов и выйду к барьеру в рыцарском вооружении, или

если человек более низкого рождения станет оспаривать

сказанное здесь, с ним выйдет сразиться один из граждан

Славного Города Перта. И да возьмут Славный Город под

защиту свою бог и святой Иоанн!»

– Вас не удивит, милорд, – продолжал Дуглас, – что,

когда мой раздатчик милостыни прочитал мне эту дерзкую

писанину, я велел одному из своих оруженосцев сорвать

трофей, столь унизительный для рыцарства и знати Шот-

ландии, после чего кто-то из этих зазнавшихся горожан

позволил себе с гиканьем и руганью обрушиться на арь-

ергард моей свиты. Воины повернули своих коней, напус-

тились на мерзавцев и быстро уладили бы ссору, если бы я

не отдал прямой приказ следовать за мной – в той мере

мирно, в какой это допустит подлая чернь. Так случилось,

что мои люди явились сюда в обличье бегущих от пре-

следования, тогда как, прикажи я им отразить силу силой,

они могли бы подпалить с четырех концов этот жалкий

городишко, и дерзкие горлопаны задохлись бы в дыму, как

злые лисята в норе, когда кругом жгут дрок.

Дуглас закончил свою речь среди глубокого молчания.

Наконец герцог Ротсей ответил, обратившись к отцу.

– Так как граф Дуглас властен всякий раз, как повздо-

рит с мэром из-за ночного разгула или вызова на поединок,

подпалить город, где стоит двор вашего величества, я по-

лагаю, мы все должны его благодарить, что до сих пор он

не соизволил этого сделать.

– У герцога Ротсея, – сказал Дуглас, решив, как видно,

не давать воли своему крутому нраву, – есть основания

благодарить небо не в таком шутливом тоне, как сейчас, за

то, что Дуглас не только могуществен, но и верен. Насту-

пило время, когда подданные во всех странах восстают

против закона. Мы слышали о мятежниках Жакерии* во

Франции, о Джеке Соломинке, о Хобе Миллере и пасторе

Болле среди южан, и можно не сомневаться, хватит горю-

чего и у нас, чтоб разгорелся пожар, если огонь дойдет до

нашей границы. Когда я увижу, что мужичье бросает вызов

благородным рыцарям и прибивает руки дворян к город-

скому кресту, я не скажу, что боюсь мятежа, потому что им

меня не напугать, но я его предвижу и встречу в боевой

готовности.

– А почему милорд Дуглас утверждает, – заговорил

граф Марч, – будто вызов брошен мужичьем? Я вижу здесь

имя сэра Патрика Чартериса, а он, полагаю, отнюдь не

мужичьей крови. Дуглас и сам, если он так горячо прини-

мает это к сердцу, мог бы, не запятнав своей чести, поднять

перчатку сэра Патрика.

– Милорд Марч, – возразил Дуглас, – должен бы гово-

рить лишь о том, в чем он достаточно смыслит. Я не окажу

несправедливости потомку Красного Разбойника, если за-

явлю, что он слишком ничтожен, чтобы тягаться с Дугла-

сом. Наследнику Томаса Рэндолфа более пристало принять

его вызов.

– Скажу по чести, за мною дело не станет! Я приму

любой вызов, не спрашивая ни у кого позволения, – отве-

тил граф Марч, стягивая перчатку с руки.

– Стойте, милорд, – вмешался король. – Не наносите

нам столь грубого оскорбления, доводя здесь свой спор до

кровавой развязки. А раз уж вы обнажили руку, лучше

протяните ее дружески благородному графу и обнимитесь