Мотив расчленения Первочеловека на части и последующего воскресения его, как символ упорядочения процесса, перехода от изначальной нерасчлененности Абсолюта к множественности конечных форм и последующего возврата к исходному Единству: в Мифе Д – расчленение одного из Номмо на куски; ср. расчленение ведийского Пуруши, древнекитайского Пань–гу, египетского Осириса, древнегреческого Загрея. Мотив расчленения здесь увязывается с универсальным концептом жертвы, которая в мифе представляется необходимым условием «правильной» эволюции Мира. Знаки (=имена) как обозначение еще не созданных вещей (Миф Б); ср. учение Платона об идеях, которые предшествуют вещам.

Роль чисел в космогонических воззрениях: творение Мира описывается через соотношение чисел. (О числах как мифологической категории речь будет идти в другой главе). Важными числовыми принципами являются в этих двух текстах, в частности, четыре, семь, восемь. Остановимся на числе 22, в Мифе Б олицетворяющем 22 спирали, или 22 вихреобразных потока, которые представляют во всей полноте Мир в процессе становления; ср. 22 священных знака на стенах пещеры, символизирующие все тайны Мироздания, с которыми неофит знакомится во время древнеегипетских мистерий; 22 первые мифические коровы, являющиеся, согласно легендам фульбе (Западная Африка), прародительницами их скота; 22 общины фульбе Сенегала. Вспомним также 22 буквы древнееврейского алфавита, имеющие сакральный смысл. (Как говорят каббалисты, пройти весь алфавит от алефа до тава, т.е. все 22 буквы, – значит познать все тайны Мироздания.)

И наконец, очень важное, на мой взгляд, представление о «мельчайшем зернышке», с которого начинается строительство Мира: в Мифе Д – кизеузи, мельчайшее зернышко по; в Мифе Б – семя, «зернышко», как прообраз Вселенной; ср. в древнеегипетской мифологии Атум, есть «атом неделимый, в самом себе носящий творческую силу собственного бытия»[71].

Кстати, можно, видимо, говорить об этимологической близости имени Атум и слова тем, означающего «человек», созданный по подобию Атума, которого также называют 7»ум, т.е. он – человек; близость имен, возможно, свидетельствует о том, что Атум – бог–демиург, человек и вся Вселенная; напрашивается аналогия имени Атум с греческим словом «атом» (греч. atomos – неделимый). В древних учениях одним из существеннейших понятий является атом, тождественный всей Вселенной и являющийся носителем божественного Плана, программы нынешнего и будущих Миров.

В заключение сформулируем некоторые выводы.

Космогонические мифы разных народов в целом рисуют сходную картину возникновения Мира. Но сходства абсолютного нет и не может быть. В мифах выделяются некоторые элементы, а другие как бы остаются в тени. Почему так происходит? Почему какие–то моменты представляются наиболее важными в некоторых мифологиях? На это трудно дать ответ. Впрочем, некоторые идеи, разрабатываемые в одних мифологиях и отсутствующие в других, не то чтобы отрицаются, а просто не подчеркиваются, даются смутно или же, наконец, представлены с помощью символов. Каждый из космогонических мифов предельно символичен; каждый из концептов практически невозможно исчерпывающе описать. Напомним также, что здесь имеет место проблема перевода; нет полной уверенности в правильном выборе соответствующего термина. Другими словами, возможно абсолютно различное «прочтение», различное толкование каждого из космогонических мифов.

Мифы различных народов по–разному «подают» информацию, используя несходные стили и способы выражения (коды). Есть тексты, в которых возникновение Мира представляется триадой (движение – эволюция – развитие) идей–принципов, т.е. в этих мифах картина возникновения Мира предельно идеальна, абстрактна; Мироздание представляется как «проявление вещей в тайном и невидимом состоянии». Таков миф бамбара, таков и гимн из Ригведы, например. А другие мифы дают более чувственную, более осязаемую картину. И тем не менее даже в них каждый персонаж (дух, сила, божество и т.д.) символизирует определенный принцип, определенную идею. И практически все мифы – в явной форме или, может быть, не совсем очевидно – указывают на определенное целеполагание, в соответствии с которым Мир проявляется. Изначальный импульс может исходить от некоего божества, роль которого не раскрывается полностью, более того, его присутствие часто только намечается, он в определенном смысле скрыт. Этот импульс иногда представляется как желание, которое «вдруг» «находит» на Божество, Нечто Единое, Не–сущее (Ригведа, древнеегипетские тексты). В любом случае «запущенные» креативные процессы происходят в соответствии с некоей Гармонией, Законом, Волей.

ГЛАВА 2. НАУКА О МИФЕ

Истина Едина, но разные

люди дают Ей разные имена.

Наука давно начала проявлять интерес к проблемам мифологии, и мифа в частности. На сегодняшний день существует много теорий и учений о мифе. Подробный анализ их не входит в задачи данной книги. Существуют замечательные обзоры соответствующей литературы; можно отослать, например, к фундаментальной работе Е.М. Мелетинского, а также к исследованиям М.И. Стеблина–Каменского и Дж. Коккьяра[72]. Здесь мы остановимся лишь на наиболее важных для тематики настоящей книги этапах развития нашего знания о мифе, наиболее замечательных именах и работах.

При всем своем разнообразии существующие теории и школы имеют много общего. Во–первых, каждая из них развивала свои положения и идеи применительно к конкретной области гуманитарного знания. Так, миф исследовался этнографами, психологами, филологами и языковедами, фольклористами и т.д. И в каждом случае специалисты, представлявшие разные сферы знания, переносили в науку о мифе свои методы, свои категории и выводы, что во многом определяло направление самих исследований. Во–вторых, каждая более или менее значительная теория была продуктом своей эпохи и отражала достижения и приоритетные направления в сфере гуманитарных знаний. Так, можно наблюдать, как в определенную эпоху в исследования начинает вовлекаться материал, касающийся культуры и мифологии в прошлом неизвестных, экзотических народов, что во многом меняло подходы и взгляды на миф. Несомненно, новая страница в изучении мифа открывается в эпоху великих географических открытий. Впрочем, можно говорить об определенных универсальных тенденциях в изучения мифа.

В–третьих, вместе с тем не стоит забывать и об индивидуальных прозрениях и гениальных идеях, которые не в полной мере соответствовали общему исследовательскому руслу. Более того, некоторые из догадок отдельных ученых опережали свое время и оказывались востребованными гораздо позднее, на новом информационном фоне. В–четвертых, до сего времени нет более или менее адекватного описания мифа и мифологии. Как справедливо отмечает В.М. Розин, «неудовлетворительно само понятие мифа, которым пользуются современные исследователи»[73]