Шрифт:
– Это точно.
Из пущенных стрел Хорт, к собственному удивлению, нашел только одну. Ну вторая сгорела, это ясно. Первая исчезла неведомо куда. Зато третья обнаружилась в правом плече погибшего чужака. Когда маг упал, она не сломалась, торчала горделиво. Только вид ее после выстрела изменился. Древко почернело, словно его измазали дегтем, а оперение сияло золотом.
Хорт взять стрелу не решился.
Поэт
Лес, по которому шел Костук, излучал глухую враждебность. Нет, не ненависть, именно враждебность ко всему чуждому, что приходит извне, из-за Кольцевых гор. Она копилась тем сильнее, чем дальше он шел. В шорохе листвы крылась непонятная угроза, цветы пахли ядовито, а птичьи вопли звучали яростно.
Вскоре после полудня с северо-востока докатилась волна Силы, и далее возмущения последовали одно за другим, сильные, жесткие. Где-то не очень далеко шел бой, схватка магов. Костук попытался определить, кто с кем сражается, но не смог, так как Сила словно взбесилась.
Иногда казалось, что бьются гиганты, способные разрушить горы или вырастить лес на месте пустыни, поднять остров со дна моря или снять с неба солнце. А когда битва закончилась, Костук перестал ощущать вообще что-либо, как будто оба противника исчезли, перенеслись куда-то далеко или погибли. От этой мысли мороз прокатился по коже, несмотря на роскошно жаркий день. Орку показалось, что светило закрыла густая тень, а вокруг потемнело.
Журчание отвлекло от мрачных мыслей. Как никогда кстати встретился ручеек. Полоска воды взблескивала на солнце и причудливо вилась, словно путающий следы зверь. Золотые рыбки сновали у самого дна. Но когда одна из них открыла рот, то обнажился набор зубов, которому позавидовал бы волк. Костук отпрянул, пить расхотелось. Кто знает, чем эти рыбки питаются, может быть, неосторожными путниками?
После ручья начались густые, почти непроходимые заросли. Пользоваться магией и тем самым выдавать свое присутствие Костук не хотел и посему шагал, используя нож и топор. Несмотря на наличие инструментов, шел медленно. Вскоре вспотел, одежда намокла так, словно искупался.
Не сдержал крик радости, когда заросли закончились, открылась небольшая уютная поляна. Костук присел к стволу, вытянул гудящие ноги, даже позволил себе на несколько мгновений закрыть глаза.
Обитатель степи, где дерево – лишний предмет, никогда не думал, что будет настолько рад лесной поляне. Орки не любят лес, считают его местом, где могут жить только странные существа вроде Остроухих или Волосатых.
Шорох за правым плечом привлек внимание. Костук открыл глаза и лишь усилием воли заставил себя усидеть на месте. Странное создание, крупное и наверняка хищное, неспешно вышло из зарослей.
Тело у него было, будто у петуха, но увеличенное более чем вдвое, на голове торчал петушиный же гребень, но клюв щерился острыми зубами. Хвост и вовсе был змеиный. Оперение играло всеми цветами радуги. Змеептиц не замечал орка, косил по сторонам большими лиловыми глазами.
Василиск – всплыло из памяти некогда слышанное название.
В стороне от первого монстра затрещали кусты, и на поляну выбралось еще одно пернатое создание. Костук пригляделся и понял, что перед ним самка: размерами меньше, оперение не такое яркое.
Петух призывно щелкнул зубами, и странные птахи принялись расхаживать одна вокруг другой. Самец выпячивал грудь, топал ногами, из горла его вырывалось призывное шипение. Самка же сохраняла скучающий вид и, если партнер становился излишне настойчив, отпрыгивала в сторону.
Костук сидел ни жив ни мертв. Если пташки его заметят, то отбиться от них будет трудно. Но, увидев, что парочка увлечена любовной игрой, маг осторожно встал на четвереньки и пополз в кусты.
Выдала его сухая ветка. Треснула под рукой с таким грохотом, какой издает разве что молния в степи. Костук услышал за спиной злобное шипение, вскочил, повернулся и оказался лицом к лицу с разъяренным василиском.
Времени на заклинания не оставалось. Костук попытался отскочить, но нога задела за кочку, и маг с треском и грохотом рухнул в самую середину большого, густого, колючего и, как следствие, весьма негостеприимного куста. Ветви копьями впились в спину, колючки добрались до плоти сквозь одежду.
Ошеломленный поведением жертвы василиск замер на месте, и орк успел пробраться сквозь сплетение ветвей. Ободрал руки, лицо, порвал штаны, но зато теперь между ним и хищной тварью оказался куст.
Обнаружив, что добыча пропала, василиск гневно зашипел и заспешил в обход. Не обращая на него внимания, Костук закрыл глаза, всем телом ощутил текущие вокруг потоки Силы. Потоки, только в которых и благодаря которым может существовать жизнь. Сила смыла страх, очистила мысли, и Костук нашел выход, что ранее ускользал, не давался в руки. Слова пришли сами, из давних дней, из недр памяти. Эти стихи он сочинил очень давно, но никогда не произносил:
Когда Костук открыл глаза, на него никто не нападал. Никто не разевал зубастый клюв в его сторону, не грозил когтями, не сверлил взглядом. Василиск стоял пораженный, крутил головой.
С поляны донеслось призывное шипение. Самка пока ждала, но намекала, что долго терпеть отсутствие внимания не будет. Самец развернулся на месте, и, смешно задирая ноги, понесся к подруге. Птичья память коротка, и василиск мгновенно забыл о неудачной охоте.