– Здорова, - отвечал торопливо Павел.
– Дело мое в том, что мы затеваем театр устроить и просим, чтобы и вы с нами играли.

– А madame Фатеева будет тоже играть?

– Нет, не будет.

– Отчего же это?

– Оттого, что у ней способности никакой на это нет.

– А с чего же вы думаете, что у меня есть способности?

– А оттого, что вы живая, как ртуть.

– А она разве не живая? Ух, какая, должно быть, живая! Кто же еще будет из мужчин играть?

– Да все наши.

– А Неведомов будет играть?

– Будет. А вы с ним видитесь?

– Нет, теперь уж я сама на него сердита; если он не желает помириться со мной, так и бог с ним! С удовольствием бы, Вихров, я стала с вами играть, с удовольствием бы, - продолжала она, - но у меня теперь у самой одно большое и важное дело затевается: ко мне сватается жених; я за него замуж хочу выйти.

– За кого же это?

– За купца, за богатого.

– Кто же вам высватал его?

– А тут одна торговка-сваха ходит к Каролине Карловне.

– Смотрите, чтобы привередник какой-нибудь не вышел, если купец, да еще богатый.

– Что делать-то, Вихров?.. Бедные на мне не женятся, потому что я сама бедна. Главное, вот что - вы ведь знаете мою историю. Каролина говорит, чтобы я называлась вдовой; но ведь он по бумагам моим увидит, что я замужем не была; а потому я и сказала, чтобы сваха рассказала ему все: зачем же его обманывать!

– Зачем обманывать, не следует; но сами вы будете ли любить его?

– Ну, вот этого не знаю, постараюсь!
– отвечала Анна Ивановна и развела ручками.
– А ведь как, Вихров, мне в девушках-то оставаться: все волочатся за мной, проходу не дают, точно я - какая дрянная совсем. Все, кроме вас, волочились, ей-богу!
– заключила она и надула даже губки; ей, в самом деле, несносно даже было, что все считали точно какою-то обязанностью поухаживать за ней!

– Вам замужество, я полагаю, - начал Павел (у него в голове все-таки было свое), - не может помешать сыграть на театре; вы сыграете, а потом выйдете замуж.

– А как жених узнает и скажет: "Зачем вы со студентами театр играете?" Он и то уж Каролине Карловне говорил: "Зачем это она живет в номерах со студентами?"

– Я и Каролину Карловну приглашу играть, - объяснил ей Павел.

– Разве вот что сделать, - рассуждала между тем Анна Ивановна (ей самой очень хотелось сыграть на театре), - я скажу жениху, что я очень люблю театр. Если он рассердится и запретит мне, тогда зачем мне и замуж за него выходить, а если скажет: "Хорошо, сыграйте", - тогда я буду играть.

– Значит, во всяком случае вы будете играть?
– сказал с удовольствием Павел.

– Во всяком случае!
– отвечала Анна Ивановна, окончательно решившаяся участвовать в спектакле.

– Ну-с, поэтому вы надевайте вашу шляпку, и мы сейчас же поедем на считку в один дом, а я схожу к Каролине Карловне, - и он пошел к m-me Гартунг.

Он застал ее сидящею у окна, очень похудевшую в лице, но в талии как бы несколько даже пополневшую. Он изъяснил ей свою просьбу, чтобы она взялась играть в "Ромео и Юлии" няньку.

Каролина Карловна сначала посмотрела на него с удивлением.

– Где же этот театр у вас будет?
– спросила она.

– В одном доме очень хорошем... Согласитесь, Каролина Карловна.

– Нет, Вихров, не могу, - отвечала она и вздохнула.

– Отчего же не можете?

– Оттого, что мне не до того теперь... не до театров ваших, проговорила Каролина Карловна и потупилась; на глазах у ней навернулись слезы.

Павел подозрительно осмотрел ее стан.

– Неужели - опять?
– спросил он ее.

M-me Гартунг на это только утвердительно кивнула головой.

– Что же, опять злодей Салов?

Каролина Карловна отрицательно покачала головой, к хоть после того, как Павел сделал Каролине Карловне откровенное признание в своей любви, они были совершенно между собой друзья, но все-таки расспрашивать более он не почел себя вправе. Впоследствии он, впрочем, узнал, что виновником нового горя Каролины Карловны был один из таинственных фармацевтов. Русскому она, может быть, не поверила бы более; но против немца устоять не могла!

– Ну, что же делать, очень жаль!
– говорил Павел, находя и со своей стороны совершенно невозможным, чтобы она в этом положении появилась на сцене.
– До свиданья!
– сказал он и ушел опять к Анне Ивановне, которая была уже в шляпке. Он посадил ее на нарочно взятого лихача, и они понеслись на Никитскую. Фатееву Павел в эту минуту совершенно забыл. Впереди у него было искусство и мысль о том, как бы хорошенько выучить Анну Ивановну сыграть роль Юлии.

Дом князя Курского был барский и не на московский лад, а на петербургский: каменный, двухэтажный, с зеркальным подъездом. Огромную дверь им отмахнул арап швейцар. Когда Павел и Анна Ивановна вошли в сени, арап снял с нее салоп и, перекинув его на руку, видимо, оставался несколько мгновений в недоумении: таких мехов он еще не видывал: салоп у Анны Ивановны был на крашеном заячьем меху. Павел взглянул вверх. Им предстояло проходить по устланной ковром лестнице, уставленной цветами и статуями. Прошли они и очутились в картинной галерее, потом еще в какой-то комнате с шкафами с серебром, и в каждой комнате стояли ливрейные лакеи и с любопытством на них посматривали.