– Это не в вашей власти, - сказал он хмуро.

– Я знаю, что говорю, - возразила Маррот.

Он посмотрел на хозяйку замка. Вроде бы умная женщина, должна быть даже мудрой.

Почему говорит такую чушь?

– Я не собираюсь торговаться, - сказал он.

Маррот встала и подошла к звездному окну, которое по ассоциации хотелось назвать

иллюминатором. Почему-то было чувство, что он знает эту женщину давно, и почему-то

платье ее из красного стало темно-фиолетовым.

– Ты считаешь меня глупой, - вдруг сказала она, - а я просто устала... мне некогда

отдыхать, я постоянно в напряжении, от меня всем что-то надо... мне так все надоело, что

даже не хочется выбирать выражения. Вот и все. Извини.

– Я не привык, что все тут читают мысли. Иначе привел бы их в порядок.

– Тебе незачем стесняться своих мыслей. Твоя любовь прекрасна и чиста, но... ты сам не

знаешь, кого ты любишь.

– Это не имеет значения.

– Имеет, - вздохнула Маррот, - когда-нибудь ты поймешь меня.

Ничего не прояснилось, только запуталось еще больше. Если эрхи тут были ни при чем,

то кто же? И где этот чертов Лаокоон? И был ли он вообще? Он уж и сам начал сомневаться.

И что этой Маррот известно о Зеле? И с чего она взяла, что может ею управлять, тем более

заставить ее полюбить кого-то? Высшие миры, а нравственность как у работорговцев...

Одно он все-таки понял: разбираться придется самому, и надеяться больше не на кого. И

нет в мире совершенства. Ни у белых тигров, ни у эрхов. Оно было только на Земле и только

в детстве, когда отец подбрасывал его к потолку, а мама пекла пирожки.

Ольгерд стоял у окна рядом с хозяйкой. Звездный свет шел ей, переливаясь на блестках

ее фиолетового платья. Его звал голос сестры. «Ол, вставай, сколько можно притворяться!

Что за манера дрыхнуть на закате?»

– Я еще вернусь, - сказал он грустной Маррот.

– Я знаю. Ступай, мальчик. Удачи тебе.

– 108 -

Сиреневый мир померк. В распахнутом окне алел земной закат, Ингерда стучала

кулачками ему в грудь.

– Ол, ты что? Наркотиков наглотался?

Он тупо смотрел вокруг. Сила тяжести прижимала его к кушетке, ныла затекшая рука,

голова отвратительно болела где-то в затылке, словно там перекатывались металлические

шары, во рту было кисло.

– Росси велел тебе немедленно прилететь.

– Зачем это?

– Откуда я знаю? Ол, ты что, правда, наглотался? Ну и видок у тебя!

– Ничего я не пил, отстань.

Вяло двигаясь, он умылся и сменил рубашку. Сестра стояла за спиной в немом

ожидании.

– Чего ты хочешь?
– не выдержал Ольгерд.

– Может, ты объяснишь, что с тобой происходит?

– А что со мной происходит?

– Ты очень изменился.

Ольгерд посмотрел на ее гладкую прическу и тусклое платье. Сестра как будто вся

потухла в последнее время.

– Ты тоже, - сказал он.

Через полчаса вместе со своей головной болью он находился в кабинете Росси. Они

были вдвоем, шторы опущены, экраны светились в рабочем режиме.

– Смотри сюда, - Антонио усадил его перед экранами, в которых Ольгерд с удивлением

увидел комнаты своего дома.

– Что это?

– Это запись, - равнодушно бросил Росси, - сейчас пройдешь ты, вот это ваша псина,

Ингерда переодевается...

– Что все это значит?
– спросил Ольгерд закипая, - какого черта вы копаетесь в нашем

доме?

– Ты что, не знал?
– Росси пожал плечом, - неужели отец вам ничего не сказал?

– Так это с его ведома?

– Разумеется.

Омерзительное появилось чувство, но оно не успело разрастись, потому что на правом

экране, где была гостиная, появилась фигура в черном плаще домино. Это подействовало как

электрошок. Ольгерд сразу забыл про свои эмоции, он только охнул. Плащ на фигуре

распахнулся как от ветра, под ним оказался золотисто-желтый костюм прекрасного принца со

сверкающей пряжкой и оплечьем. Может, эрхи и не любили роскошь, но этот юноша ее явно

любил. Прекрасный принц огляделся, исчез на этом экране и тут же появился на другом.

– Телепортирует из комнаты в комнату, - пояснил Росси, - видимо, он просматривал эту