Теперь все кучно стояли в виду Саара и судили и рядили, как взять его укрепления. На штурм ходили уже два раза, да все бестолку. Да, а Марагу все-таки взяли. Точнее, взяла ее джунгарская полутысяча, которую к замку водил Орхой. Базара, говорили, теперь нет там больше - как, впрочем, и Факельной башни.

А под Сааром стояли уже, почитай, второй месяц. Крепость торчала над скалой, как крючковатый старческий палец - похоже, три ее многоугольные башни возвели на каком-то старом фундаменте. Странном таком, словно острые арки попалило страшным подземным пламенем, и они покривились и просели. А может, это все промоины в камне, мало ли чего в этих краях примерещится. Тошно здесь было. Тоскливо.

Марваз почесал под мышкой и прислушался - не, точно, орут.

– Что там за крик, во имя Всевышнего?
– окликнул он одного из своих.

– Идут жаловаться халифу, о Марваз, - отмахнулся рукой молодой ханетта.

– На кого, о Бадр?
– изумился каид.

– На Тарика, - снова отмахнулся парень.

Ах вот оно что. Ну да, вчера вышел приказ: сниматься с лагеря и снова идти к Саару. Засыпать камнями ямы, что хитрые карматы нарыли против джунгарской кавалерии. Ну и выковыривать из земли рогульки-хасак - набросанные среди травы и щебенки железные шипастые звездочки конников тоже не радовали. Понятное дело, Хаджадж ибн Умар возмутился позорным поручением.

– Сходить, что ль, посмотреть...

А все одно делать нечего - а когда правоверному нечего делать, он радует иблиса.

– Пойдем и мы, о Бадр, дабы не уподобиться башмачнику, узнавшему последним о том, что жена его в тягости, - приглашающе махнул рукой Марваз и шумно высморкался.

...Поскольку Тарик сидел в седле, его хорошо было видно даже из толпы.

Ибн Умар тоже взгромоздился на своего хадбана, да еще и опоясался длинным мечом в железных ножнах. Сейчас эти ножны были высоко воздеты над его чалмой - предводитель добровольцев свирепо размахивал снаряжением, осыпая нерегиля руганью:

– О сын падшей женщины! Дети ашшаритов не носят ведра с камнями!

Толпа за спиной и по бокам от Хаджаджа орала в несколько сотен глоток. Сиглави Тарика храпел и вскидывал морду, пятясь от разъяренных воплей. Неригиль кривил губы в презрительной гримасе, сдерживая коня и разворачивая его к крикунам боком.

– Мы требуем настоящего дела! Мы пришли сюда не для того, чтобы носить камни и ковыряться в земле! Мы пойдем в бой! Мы возьмем Саар или погибнем!

Тарик наконец взорвался:

– Возьмете Саар, о сыны праха?! Забыли про Марагу?! Вы бараны! Тупые, несмысленные бараны! Вспомните себя во время последнего штурма Саара!..

Толпа вскипела возмущенным гомоном, а ибн Умар едва не поперхнулся слюной ярости:

– О враг веры! Разве не ты приказал нам отступать?! Если бы ты прислал нам подкрепления, мы бы вошли в Саар!

– Я не буду рисковать войсками ради вашего стада баранов!
– рявкнул Тарик.
– Благодарите халифа за то, что он послал вам лекарей и мулов с носилками для раненых! Я бы не дал вам и этого, гребаные обезьяны!

– О незаконнорожденный! Ты бросил нас на произвол судьбы!

– Да!
– заорал Тарик, целясь пальцем прям в морду ибн Умара.
– Я не двину ради вас и пальцем! Подступят холода, и вы уберетесь к себе по домам! А останутся со мной - мои воины! Только они!

– Как ты смеешь обвинять нас в трусости?! Мы готовы умереть в бою! Мы пойдем на стены! Мы все умрем в бою - разве не для этого мы здесь, о правоверные?!..

Тарик взмахнул, как крылом, рукой в широком черном рукаве:

– А мне не нужно, чтобы вы погибли! Мне нужно, чтобы мы взяли Саар с как можно меньшими потерями! Так что если кому-то здесь не по нраву - дорога домой открыта и лежит вон там!

И палец нерегиля уперся в серый сырой горизонт над далеким морем.

Тут со стороны майдана раздались новые вопли:

– Шурта! Сюда идет шурта!

Толпа вокруг Марваза редела с невероятной быстротой.

– Пойдем-ка отсюда, о брат, - пробормотал Бадр, и каид решил, что им и впрямь пора.

С армейской шуртой шутки плохи: господин Меамори в последнее время пребывал в скверном настроении и предпочитал действовать с аураннской простотой. Рассказывали, что в этих сумеречных землях есть только одно наказание - смерть. За все проступки.

Хаджадж ибн Умар продолжал что-то кричать, но без прежнего воодушевления. Тарик, видимо, окончательно вышел из себя и гаркнул:

– Вон отсюда! Считаю до двенадцати, обезьяньи отродья, и если увижу кого-то на счет тринадцать, натяну его кожу на барабан!