Кармат заорал с новой силой:

– Он брал деньги за то, что убивал преданных слуг Богини! Его мы убьем первым!

Мусу оттащили назад. На его место выволокли другого пленного. Сняв мешок, бело-зеленый крикнул:

– Это - глупый феллах, одураченный злыми проповедниками халифа! Он не брал денег за то, что убивал слуг Богини! Его обманули! Между такими, как он, и слугами Богини нет вражды! Его мы убьем последним!

Разбитое лицо ашшарита свидетельствовало о том, что при допросе карматы не делали особой разницы между гази и солдатами на жалованье.

– Это - еще один скверный пес, получавший монеты за нашу кровь! Его мы убьем на ваших глазах!..

Так продолжалось довольно долго.

Наконец, последнего из пленных отволокли от края башенной площадки, и карматский красавец проорал:

– Мы их всех убьем! Кого раньше, кого позже! Но если вы, жалкие неверные черви, желаете получить их назад, то мы - так и быть!
– готовы меняться! Двадцать наших воинов в обмен на ваших трусов! Вернете наших храбрых проповедников - и мы даже не откромсаем этим жалким людишкам мужское достоинство! Богиня призывает обратно своих верных слуг!

– Ну, давай, договаривай...
– пробормотал за спиной Сумамы каид.

– Присылайте к нам своего человека на переговоры! Я - копье Богини, я делаю все по воле Богини! Присылайте человека, я сказал! Не сумеречника! Пусть ваш человек выйдет на середину тропы! Слышите, вы, жалкие трусы!..

Вокруг разом заорали, словно вторя карматам на вершине башни. Те тоже вопили, потрясая оружием. Пленников тычками погнали с площадки прочь.

Сумама обернулся - и вовремя. Работая локтями, Марваз пер прямо к халифской лошади. Кайсит почесал за ухом и вклинился в толпу вслед за ним.

Протолкавшись к самым золотым поводьям аль-Мамуновой кобылы, каид поцеловал правую ладонь и громко сказал:

– О мой халиф! Я пойду! Я пойду выручать моих братьев!

Аль-Мамун долго смотрел на Марваза, потом обернулся к нахохленному, мокрому Тарику. Нерегиль поддал каблуками в бока сиглави, и тот недовольно шагнул вперед. С мундштука текли длинные вязкие слюни.

– Иди, Марваз, - кивнул, наконец, командующий.

Ашшарит кивнул в ответ и потащил через голову перевязь с мечом. Оглянулся, кому бы отдать. Сумама с поклоном принял оружие мученика.

– Джамбию оставлю, - враз охрипшим голосом сказал Марваз.
– Хоть за рукоять, если что, подержусь.

Ну, да. Какая там джамбия, если в тебя со стен целятся. Действительно, разве чтоб под пальцами чего привычное было...

Тарик криво улыбнулся:

– Оставь джамбию. На такие беседы мы тоже ходили с ножом у пояса...

Видать, нерегилю такие переговоры были не впервой. Сумама где-то слышал, что до того, как появиться в аш-Шарийа, главнокомандующий долго воевал на западе.

– Нет силы, кроме как у Всевышнего, - четко проговорил над гомоном толпы халиф.
– Пусть Он пошлет тебе удачу, о дитя ашшаритов. Он милостивый, прощающий...

Марваз снова кивнул. Тарик резко нагнулся с седла:

– Если будут бить?..

– Не сопротивляться, - буркнул в ответ каид.
– Я знаю. Не сопротивляться.

Нерегиль медленно распрямился, все так же глядя каиду в глаза. И вдруг добавил:

– Они поведут тебя в крепость, Марваз. Иди с ними. Но подай нам условный знак. Если почувствуешь, что все, конец - сложи руки за спиной. А если решишь, что есть надежда выйти живым - заложишь руки за голову.

Каид мрачно кивнул.

– Не перепутай, о Марваз, - вдруг улыбнулся Тарик.

И оба, сумеречник и человек, невесело рассмеялись и хлопнули друг друга ладонь в ладонь.

Первый раз Марваза ударили, как ни странно, довольно не скоро. Уже даже смеркаться начало, когда они дали ему древком копья по почкам. Каид повалился в грязь у самого края обрыва. В сумеречном влажном воздухе его бело-красную куфию и длинную рубаху было издалека видать. Карматы, по своему обыкновению, щеголяли двойными длинными кольчугами и здоровенными зелеными чалмами. У воинов поганой богини, видать, денег было несчитано. На локти и локти зеленого шелка хватало.

Каиду дали еще сапогом в бок - ну, так, для порядку, - и вздернули на ноги. И тычком копейного древка направили вверх по тропе - к замку.

Марваз повернул голову к стоявшим у подножия холма. Его еще раз пихнули в спину. Каид медленно поднял руки и сложил их за головой.

Расстелив прямо в грязи молитвенный коврик, Сумама молился. Совершая ракат за ракатом, он не думал ни о чем, кроме молитвы. Большего он все равно сделать не мог.

– Эй, брат, - негромко позвал кто-то.