Марваз с Бадром прибавили ходу - и правильно сделали. Верховые стражи порядка размахивали палками, тесня добровольцев прочь из главного лагеря.

Глядя в спину убегающим, Тарег презрительно сплюнул под стремя.

– Сейид?..

Гулямчонок опасливо подошел поближе. Мальчик зябко ежился в шелковом кафтанчике, нос совсем покраснел. Про Младший дворец рассказывали, что женщинам харима даже зимой не положено носить ничего поверх легкого платья - чтоб обзор, так сказать, халифу не заслонять. В прохладный сезон кашель, насморк, простуда косили невольниц не хуже мора. Впрочем, любимым джаварийа и, конечно, женам позволяли кутаться сколько душе угодно. Странно, неужели теперь правила харима распространяются и на гулямов...

Закрываясь рукавом, мальчишка чихнул и принялся размазывать сурьму под заслезившимися глазами. Чихнул еще раз, вытащил из-за пазухи платок, высморкался. Густо накрашенные ресницы текли, помада тоже смазалась.

– Чего тебе?
– очень терпеливо спросил Тарег.

Отсморкавшийся мальчишка задрожал еще сильнее и, глядя в землю, пролепетал:

– Халиф тебя требует, о сейид...

У ног гулямчонка мелькнуло черное, Имруулькайс тихо мурлыкнул:

– Возьми меня на седло, сиятельство, я щас все расскажу...

– Иди, - кивнул мальчику Тарег.

Перегнулся с седла и дал джинну вцепиться когтями в рукав плотной шерсти. Гулямчонок смылся не хуже оборотня - видно, и впрямь не на шутку боялся. Затащив кота на седло, нерегиль вяло поинтересовался:

– Ну?..

И тронул сиглави.

– Караван с провизией разбили.

Джинн затоптался на высокой луке, прилаживаясь к шагу коня.

– Где но-Нейи?
– тихо спросил Тарег.

– Как где?
– сварливо отозвался кот.
– Готовится к самоубийству, конечно! Третий караван за два месяца!

– Пусть погодит самоубиваться, - усмехнулся нерегиль.
– Так где он, во имя сторожевых башен Запада?

– Ждет тебя у палатки аль-Мамуна, - вздохнул джинн.
– Очень желая самоубиться. Халиф, когда узнал о караване, отлупил но-Нейи тростью. От души. При свидетелях. Потом приказал, чтоб привели тебя.

– Чудесно...
– пробормотал Тарег.

В сереньком небе хлопало яркое, черное знамя Умейядов - перед халифской палаткой вкопали высокий шест с рийа эмира верующих. Нерегилю уступали дорогу, воровато отводя глаза.

Меамори и впрямь сидел у порога здоровенного красного шатра аль-Мамуна. Его окружала красноречивая пустота - даже позлорадствовать никто не собрался. В тени внушительного сооружения аураннец гляделся жалко и потерянно: голова опущена, хвостик волос на затылке растрепался и обвис. Завидев Тарега, но-Нейи и вовсе припал лицом к ладоням и покаянно забормотал, мешая аураннский и ашшари.

– Как это случилось?
– резко спросил нерегиль, спешиваясь.

Бормотание тут же прекратилось, и Меамори четко отрапортовал:

– Засада в ущелье под Дахуром. Потерян груз сухих лепешек и вяленого мяса. Погибли все проводники и все воины охраны.

– Я спросил не что случилось, а как случилось, но-Нейи, - мрачно сказал Тарег.

– Обстреляли со скал, Тарег-сама, - горько отозвался аураннец.

– Где были твои горные части? Почему кухбанийа не отследили и не уничтожили засаду?

В эти войска набирали горцев - большей частью из Ушрусана и Дейлема. Они несли стражу на перевалах и на вершинах скал, подавая караванным сигналы флагами - мол, все чисто, путь свободен, идите безопасно. Ну и расчищали дорогу, конечно, - от карматских отрядов, охочих до халифского продовольствия.

– Предали, - тихо сказал Меамори.

– Что?..

– Предали. Пятьдесят ушрусанцев перешли на сторону карматов. Сообщили мариды, проследившие отряд до Саара.

– Вот как...
– пробормотал нерегиль.

Они надолго замолчали. Растрепанные волосы Меамори отдувал и вскидывал холодный ветер. Сжавшийся у ног Тарега аураннец держал лопатки жалко сведенными - словно опасался новых ударов.

– Покончить с собой не дозволяю, - вынырнул, наконец, из своих мыслей нерегиль.
– Не думай, что с тобой обошлись из рук вон плохо. Здешние властители часто потчуют своих полководцев палкой. Это у них в порядке вещей. Впрочем, сдается мне, что тебе досталось еще и за печенку Маха Афридуна. Я тебя предупреждал насчет потрохов и требухи, Меамори. Ты не послушал - теперь пеняй на себя.

– Халиф изволил бить меня тростью не за потерянный караван, Тарег-сама, - прошелестел, не поднимая головы, аураннец.

– А за что?
– искренне удивился нерегиль.

– Я... сказал... что пять сотен ушрусанцев, к которым были приписаны предатели, необходимо примерно наказать. По джунгарским правилам: казнить командира и каждого десятого. Это избавит нас от дальнейших предательств, сказал я...

– А аль-Мамун?
– мрачно спросил Тарег.

– Халиф изволил назвать меня кровожадным чудовищем и бить тростью поперек спины, - сходя на шепот, ответил аураннец.