А хорошая стрела была, даже кольчугу просадила. Ибо под халатом у новенького обнаружилась прекрасная, мелкого - хорасанского, небось!
– плетения кольчуга, и зависть вновь одолела Сумаму. Подошел лекарь, следом сумеречница. Раненый как-то жалобно, по-собачьи глядел на них, и кайсит понял, что, оказывается, это не вокруг шептались, это раненый все бормотал, бормотал: "А вы меня спасете? А вы точно меня будете лечить? А я не умру?". И все дальше и дальше в этом же духе.

– Чё это с ним...
– досадливо пожал плечами Сумама.

Абид только отмахнулся:

– Сворачиваемся прям завтра!
– бедуин все еще никак не мог нарадоваться хорошей новости.

Бубнеж раненого, меж тем, перешел в собачье поскуливание, а потом в какой-то собачий привизг - лекарь взялся за стрелу.

Абид недовольно покосился в ту сторону и вдруг просиял: под навес, вздыхая и покряхтывая, заходил почтеннейший мулла Абд-ар-Рафи ибн Салах - с большой корзиной сухого хлеба. Сумама тоже вспомнил, что давно не ел.

Они с Абидом уже принялись за свой хушканандж, как снаружи заорали люди и затопали лошади. Кто-то верховой с разгону подскакивал, не иначе. Выглянув наружу, Абид ахнул и чуть не подавился лепешкой. Сумама даже не успел спросить, в чем дело, ибо дело объявило себя незамедлительно.

Сумеречный голос рявкнул по-сумеречному, аураннка тут же метнулась от раненого наружу, затараторила, закланялась, а сумеречный голос зазвенел совсем близко, в этот раз на ашшари:

– Я ищу Джунайда, о ибн Салах! А ты, случаем, не видел его?

Тарик.

К тому же, злой Тарик. Впрочем, кто его добрым видел, интересно...

Поглядев на Абида - парень весь сжался и явно испытывал на себе заклинание невидимости - Сумама тоже как-то испугался. Мало ли что...

– Говорят, его видели у...

Сказать, где видели Джунайда, мулла не успел.

Тарик прервал его - очень тихим голосом:

– Что я здесь вижу?

И вот тут Сумама испугался по-настоящему. Потому что в тихом голосе нерегиля он услышал столько змеиной злобы, что разом уверовал в истинность рассказов про Великое Бедствие. Именно таким голосом аль-Кариа, наверное, приказывал стирать с лица земли города.

– Я спрашиваю, что я здесь вижу?

Абид пискнул и уткнулся лицом в землю. Сумама, преодолевая тошнотный ужас, посмотрел вверх. Открывшийся просвет закрывала высокая фигура верхового. В лицо нерегилю Сумама взглянуть не решился. Зато хорошо разглядел широкую спину муллы, когда тот шагнул навстречу Тарику:

– Это раненый, о Тарик.

– Ты ошибаешься, о ибн Салах, - прошипело со спины лошади.
– Это труп. Элбег! Дай мне копье!

– Не позволю, - тихим голосом ответил мулла.

И Сумама все понял. Белый красивый халат. Была б зеленая чалма на голове - узнал бы точно. Копье Богини. Бывшее. Посмотрев в сторону кармата, кайсит увидел насмерть перепуганного, дрожащего губами человека. Широко раскрыв глаза, тот неотрывно смотрел на свою смерть в обличье сумеречника.

– Отойди, - мягко приказал нерегиль.

– Не позволю, - тихо повторил мулла.

В страшной тишине звякнул мундштук лошади.

– Что же это получается?
– почти ласково проговорил Тарик.
– Мы тут, понимаешь, карматов убиваем, а вы их, получается, лечите? Как мне тебя понимать, о ибн Салах?

– Это просто люди, которым задурили голову, - твердо сказал мулла.
– Ты сам это видишь, о Тарик. Это просто человек. Посланник Всевышнего велел проявлять к людям милосердие.

Нерегиль расхохотался, и от звука этого смеха Сумама закрыл глаза - смотреть на мир ему как-то расхотелось.

– Милосе-е-ердие...
– издевательски протянул Тарик, отсмеявшись.
– Увы, старик. Милосердие не входит в число моих главных добродетелей. Я бы сказал, что милосердие вообще не входит в число моих добродетелей. Отойди.

– Нет.

То, что нерегиль занес копье, Сумама почувствовал сквозь веки - всей кожей.

Свистнуло, визгнуло, звякнуло с громким хрустом.

Осторожно приоткрыв глаза, кайсит увидел ожидаемое: сумеречница мертвой хваткой держала сбитого с ног муллу - видно, успела в последний момент оттолкнуть в сторону. Абд-ар-Рафи ибн Салах, впрочем, не сопротивлялся. Он неотрывно смотрел на то, из чего, дрожа, торчало легкое тонкое копье.

– Я же сказал - труп.

С непередаваемым презрением Тарик добавил:

– Ничего-то вы, люди, не умеете довести до конца...

Посмотрев на мертвеца, Сумама тихо отложил в сторону недоеденный хлеб.

Никто не решился сказать ни слова даже после того, как Тарик с джунгарами ускакали. Стук копыт давно стих, но под навесом было всё так же очень, очень тихо.

Высокая фигура князя четко вырисовывалась на фоне подсвеченного кострами неба. Тарег-сама стоял на пороге, придерживая рукой полог шатра, и глядел куда-то в ночь.