– Али!

А что, какое еще имя могло быть у мальчишки-невольника из Ханатты? Их так пачками называли, когда начинали распродавать караван...

– Слышь, Али! Ты, это, давай в город! Я тебе дам аж два дирхема!

Гулямчонок просиял.

– А потом дуй в лагерь! А я - сразу к госпоже!

– Дирхем сейчас!
– пискнул мелкий наглец и даже протянул ручку ковшиком.

Абид плюнул и, стараясь не касаться накрашенных ногтей, спихнул в потную ладошку монету. И со всех ног, так, что бурнус развевался крыльями, побежал в главный лагерь - госпожа Нум наверняка заждалась от него известий.

– ...Берегись! Берегись! Лезе-ееееет!..

Дэв и вправду лез - напролом. И размахивал здоровенной дубиной. Его отпихивали кольями - выломали в соседнем дворе из загородки птичника - а дэв лупасил дубиной и ломал палки, как прутики.

И ревел, ревел - натужно и хрипло. Хунайн думал, что пора и оглохнуть, хоть уши отдохнут.

Чудище размахнулось - и на каида навалились отпрянувшие от удара. Рев, треск.

– Пихай его, пихай!..

Дэв перегораживал узкий проулок между слепыми толстыми заборами. Глина уже обвалилась, открывая пятна тростниковой обрешетки - чудище долбило по чему ни попадя, дувалам тоже изрядно досталось.

Сзади раздался тоненький визг - и следом вопль ужаса. Орал Рафик. Хунайн с трудом развернулся в общей свалке - дэв ревел и пер, строй перед ним смешался и люди глупо барахтались тесной толпой - и посмотрел назад.

С крыши на кого-то прыгнула гула. Когтя кольчужный загривок воина, она вертелась вместе с орущим человеком, подвывала и разевала красный зубастый рот. Кто-то изловчился и треснул булавой по плоской серой башке. Гула утробно хрюкнула и обмякла.

– Навались! На колья навались!..

В проулок с гулким топотом ворвались конные - джунгары, из "диких", в малахаях и перетянутых кожаными лентами ватных халатах. Завидев дэва, степняки придержали лошадок и взялись за луки.

Джунгары задорно визжали, тренькала спускаемая тетива. Дэв мгновенно стал похож на ветку сосны - отовсюду в нем торчали иголки-стрелы. В правый глаз легло сразу две. С глохнущим стоном чудище осело наземь. Степняки нетерпеливо покрикивали - вперед, мол, вперед, чего встали, вперед!

О Всевышний, когда ж это кончится... Сколько еще и куда идти?

Четвертый дэв на их пути, а гул и считать бросили. Людей тоже достаточно попалось - в хороших длинных кольчугах, даже в двойных шли сукины дети, откуда у них столько денег у этих карматов, семьсот дирхам кольчуга стоит, у Хунайна сроду столько не было, вон панцирь кожаный только с пластинами...

В просвете переулка появился конный знаменосец - парс, не иначе, конь в тяжелой чешуйчатой попоне-муджаффаф. Флаг на копье оказался радостно зеленым. Странно, зеленых флагов среди сигнальных Хунайн не помнил. Джунгары заорали на разные голоса, зашикали стрелы, конь под знаменосцем попятился, кивая башкой в железном налобнике. Что за?..

В переулок между стенами дувалов и стременами парса протискивались люди - о Всевышний, это ж карматы, и парс никакой не парс, вон у них зеленые тюрбаны поверх шлемов наверчены...

– За щиты!
– проорал - в который раз!
– Хунайн команду своему изрядно поредевшему отряду.

Перед штурмом ему дали под начало двадцать три человека. Сейчас за ним шла едва ли половина.

Зеленоголовые орали и размахивали мечами, топала коняга, она ж нас подавит, скотина, не хуже дэва...

Джунгары спешивались и разбирали уцелевшие колья.

– За щиты! Прикрыть лучников!
– крикнул Хунайн.

Когда ж это кончится... Сколько и куда им идти по этим проулкам и улочкам...

Госпожа Нум бегала перед шатром в совершенно непотребном виде - кудрявые пряди выбивались из-под платка, а рукава рубашки сползали к локтям, бесстыдно открывая запястья.

– О солнцеликая!
– жалостно голосили евнухи, безуспешно пытаясь накинуть ей на плечи хиджаб.

Госпожа вывертывалась и продолжала метаться, царапая щеки и явно ругаясь, но не на ашшари, а на каком-то другом языке, видимо, родном берберском.

Абид показался как раз вовремя: завидев его, госпожа ахнула и закричала уже на ашшари, евнухи быстро, как птицу сетью, накрыли ее широченным шелковым отрезом и, пока госпожа махала руками и костерила Абида, быстро увязали вокруг нее хиджаб на все положенные тесемки.

– Ну?! И где ты шлялся, о отродье гиены?
– с неослабевающей яростью орала госпожа Нум.