никогда не обижать и не огорчать… Подружек своих тоже… Они все меня

простят, я знаю… И учителя… Туристов вот огорчала своими задержками… Если

еще встретишь кого из них, попроси от меня прощения, скажи, что я все это

делала не специально — просто я такая любознательная и нерасторопная… Пусть

не сердятся…

Я глотал слезы и не мог

говорить. Я еще никогда не слышал такой исповеди. Это был какой-то кошмарный

сон! Я видел, как блестят на девичьем лице капельки, падающие из ее ясных глаз.

Но она была в памяти, держалась стойко и говорила все четко и даже как-то

спокойно.

— Жор, ты один остался,

перед кем я должна покаяться… И слава Богу, что ты рядом! И я могу это

сделать… Пойми, я не хочу идти туда ни с каким грехом… А он у меня есть…

Я хотел сказать:

— Не надо, Паш, не

говори, побереги лучше силы. Я вовсе не сержусь. Я все понимаю и все тебе

заранее прощаю!

Но она опередила меня,

будто прочитала мои мысли:

— Нет, Жорка, я должна

тебе признаться! Так мне будет легче… Ты знаешь, я ведь тогда в походе плохо

о тебе думала, считала таким… задавакой, корчившим из себя крутого…

смотрящим на всех свысока и с презрением, не обращающим внимания ни на природу, ни на христианские святыни… Прости, пожалуйста, я ошибалась… Ты оказался

славным парнем… только более мирским и модным, чем благочестивым… И там…

там на лестнице… в башне… я ведь специально тебя толкнула… ты прав… Я

хочу, чтобы ты знал это… Прости мне это, пожалуйста… Я не должна была так

делать, мне так стыдно… Ты меня прощаешь?

— Ну, конечно же! О чем

речь?! Ты знаешь, я ведь тоже тогда о тебе плохо думал. Считал этакой

святошей… и все такое… А там на башне я ведь сам виноват был. Я решил на

тебя наехать, что тебе оставалось делать? А у тебя тогда здорово получилось! —я попытался пошутить. — Я больше на тебя не сержусь, ты совсем другая. Прости

меня тоже, Паш, за все. Ведь я так долго желал тебе зла… И подшучивал над

тобой, и обижал… И там на пароме, знаешь, я ведь специально уронил бутылку…

Отомстить тебе хотел… за башню. Прости, пожалуйста… — я положил свою ладонь

на ее руки.

— Я не сержусь, Жор…

Ты не думай… Ведь мы уже столько вместе пережили… Ты прости, что я все же

увела тебя от Египта, от дома, ведь все это из-за меня началось… Из-за моего

упрямства и самонадеянности… А теперь я оставляю тебя одного… Наверно, меня

тогда и спасать не надо было — раз уж все равно такой конец… Зря ты столько

всего натерпелся… Хотя нет… Зато я смогла все тебе сказать… А это самое

главное…

— Ну, что ты, Паш, что

ты! Не вини себя! Все это ветер-проказник! Я не жалею, честно тебе скажу, что

встретился с тобой, и как мы вместе прожили все эти дни. Это была потрясающая

эпопея!

— Спасибо, Жор, спасибо!

Ты славный! И очень хорошо, что в эти минуты именно ты рядом со мною… Мне

теперь так легко и ничего не страшно… Я смогу спокойно уйти…

Она замолчала. А я вдруг

почувствовал, что должен признаться Пашке в том, что подсмотрел за ней на

болоте, пока она еще здесь, рядом со мной! Но как стыдно было это сделать!

— Паш, Паш, я должен

тебе еще кое-что сказать! — взволнованно начал я. — Мне очень неудобно за этот

поступок, но я хочу признаться… что там… на болоте… ну, помнишь… когда

мы купались…

— На болоте?! — как-то

удивленно переспросила девчонка. — На болоте… Ах да, на болоте… болоте… И

что, что было?

— Ну там я, знаешь…

Нет, друзья мои, вот что

я вам скажу. Совершать проступки мы все мастера. Делаем их легко и необдуманно!

Но как оказывается сложно и стыдно в них каяться! Уж лучше не согрешать, чтобы

не доводить себя до такого положения! Вы знаете, признаюсь вам честно, тогда

мне так и не хватило духа сознаться в своем предательском поступке, даже у

смертного одра девчонки! Внутренний голос возопил: — Не делай этого! Ей

будет от всего только больнее! Она ведь о тебе более высокого мнения. И разве