– То есть, как это с чем? – опешил Стас. – Ты же сама всем сказала, что отец ваш в себя пришел!

Лена с горькой улыбкой посмотрела на него и, наконец, сказала:

– Отец-то в себя пришел, да Ванька из себя вышел!

4

– Ай-яй-яй! – лукаво погрозил пальцем Молчацкий.

– Глаза – во! – по дороге к дома Стасу рассказывала Лена. – Уши, словно локаторы. Нос – как у собаки ищейки. Я ему в шутку на лопатку с граблями: выброси эти уродия производства и мимоискатель возьми! Я давно уже его миноискатель так называю, но на этот раз он меня прямо им же чуть не убил! Хорошо, отец рядом был. Отобрал его у Ваньки и унес куда-то в сарай. Стасик, что же нам теперь с ним делать, а?

Ответить на этот вопрос Стас не успел. Дома, в родительской комнате, его встретил художник, рядом с которым с виноватыми лицами стояли молодая еще женщина и девушка, ровесница Лены, по виду мать и дочь.

– Вот, привел, как ты просил! – показал на них художник. – У каждого там своя беда, но у этих… Честно говоря, я сказать даже не имею права! Тайна-то не моя…

Стас вопросительно посмотрел на женщину, и та устало вздохнула:

– Да я и сама объясню… Чего уж теперь! – она знаком велела дочери сесть, и после того, как та покорно опустилась на диван, начала: - Прокляла я ее в детстве, вот ведь какое дело.

– Как это – прокляла?! – ахнула Лена.

– Ну, не нарочно, конечно! – объясняя, развела руками женщина.
– Случайно идиоткой назвала. Она еще совсем маленькой была, годика два-три, не больше, что-то разбила или испачкала, я и не помню уж что, а я, как это обычно бывает, крикнула: «Ты что это делаешь? Идиотка!» А она возьми да, и правда, вырасти идиоткой. В медицинском, как видите, смысле этого слова…

Лицо у девушки искривилось, задергалось, так что стало страшно смотреть, с нижней губы обильно потекла пенистая слюна…

Мать привычно вытерла ее платочком и вздохнула:

– В каких только клиниках мы с ней не были, каким только врачам не показывали. Не лечится, говорят, такая болезнь. Даже денег уже не брали. Это по нынешним-то временам… Я уж про тот случай и позабыла давно. А тут мне присоветовали однажды съездить в монастырь к старцу, который, говорят, в подобных случаях помогает. Приехали мы к нему. Завела нас матушка в его келью. Вижу, седенький, добрый такой, благообразный весь, ну, просто ангел во плоти. «Ну, - думаю, - этот нам точно поможет!» А он, как меня увидел, то сразу же хмурым стал. «Чего, -говорит, - пришла? Ступай обратно. Ничем тебе не смогу помочь!» - «Как это?» - спрашиваю. «А вот так, – отвечает. – Знаешь, что материнская молитва может чудеса творить: больных детей исцелять и даже тонущих из-под воды доставать?» - «Знаю», - говорю. «Так вот и проклятие матери, даже сказанное сгоряча, ненароком, имеет великую силу! Скажет такая, в порыве гнева, а может даже без гнева, родному чаду: «Урод», собьет его, к примеру, лет через десять машина, так что он без ног или с горбом останется, и во всем обвинят водителя. Или болезнь, или драка какая… А кто виноват?»

Женщина посмотрела на Стаса, задержалась взглядом на стройной, красивой Лене и всхлипнула:

«Вот и ты, -говорит,- прокляла свою дочь. И нет у меня такой молитвы, которая сняла бы это проклятие…» А люди говорили, что по его молитве Бог даже мертвого воскресил… - с тоской покачала она головой.

– И как же – теперь совсем-совсем ей ничем нельзя помочь? – с состраданием уставилась на больную сверстницу Лена.

– Почему… Старец сказал - невозможное человекам – возможно Богу. Особенно, по молитвам его святых угодников… Вот мы по дороге домой и решили заехать на могилку отца Тихона, тоже, говорят, он помогает многим… Но пока что, увы…

Женщина беспомощно развела руками и стала укладывать спать свою дочь, куда указал ей Стас – на родительской кровати. Теперь можно было продолжить разговор о Ване, но тут к ним подошел парень-художник.

– Спасибо за кров, за хлеб да соль! – благодарно поклонился он. – Вам счастливо оставаться, а я быстренько соберусь, выкину все ненужное, - тут он заговорщицки подмигнул Стасу, - и пойду налегке!

– Зачем? Места сегодня всем хватит!
– удивился Стас. – Да и ночь уже на пороге!

– А я люблю ходить в ночь! – улыбнулся парень. – Звезды, луна, все какое-то особенное, нереальное… Лишь бы дорога была видна, а уж по шпалам… – он равнодушно махнул рукой и принялся складывать в папку лежавшие на столе эскизы.

– Странные люди вы, художники! – качая головой, заметила Лена и вдруг вскрикнула: - Ой, Стасик, смотри, наша Покровка! Храм, пруд – и даже дом наш видать! Как все красиво…

– Сегодня нарисовал, - улыбнулся ей парень и протянул эскиз: - Можешь взять себе на память!

– А как же вы?

– А я и так уже все запомнил! Да и… зачем это мне теперь… Подписать?

– Конечно! – радостно начала Лена и вдруг, словно вспомнив о чем-то другом, более важном, попросила: А можно не мне, а моему брату? Его Ваней зовут… - заглядывая через плечо художника, подсказала она. – Ему это сейчас нужнее… И припишите еще: на вечную память о родной Покровке… А слово «вечную» подчеркните, пожалуйста, красным, да пожирнее… Вот так, спасибо!