постараются исправить в свою пользу; но так же глупо было

бы надеяться, что после случившегося римляне снимут осаду,

а поэтому единственной надеждой на возможность отстоять

город была бы помощь со стороны. Но подходил к концу

месяц обороны, и была похоронена надежда на помощь

Итавриона, уже почти не было её на помощь из Гисхалы и

вовсе не было на помощь из Иерусалима; а Марк, видя всю

обречённость положения защитников, несмотря на всё более

настойчивые уговоры некоторых зилотов, не покидал город,

чувствуя себя не вправе оставить наедине с бедой тех, кто

недавно думал, как он, кто верил ему; да и из его зилотов

никто не ушёл из крепости. Расширив насыпи и проломы в

стене, осаждавшие приступили к новому штурму. Марк,

заранее понимая цель их действий, подготовил своих

соратников, дав наказ выводить из строя лошадей и наносить

удары копьями в лица всадников, зная, что только бывалый

ветеран может сохранить самообладание в таком бою, а

преимущество конницы будет максимально нейтрализовано

при ограниченном пространстве для её использования.

Разразившийся бой, на первых порах, не приносил успеха ни

той, ни другой стороне; конница римлян оказалось

малоэффективной, но и гамаляне были слабы, чтобы

потеснить противника; а кровопролитие между тем

8о

разрасталось. Мирные горожане в предчувствии беды

устремились на гору в надежде защититься на её склонах.

Галилеяне, сражавшиеся против первых отрядов римлян,

вступивших в город, могли наблюдать резню,

происходившую на горе. Стеснённые на её вершине

горожане, не способные ни защититься, ни спастись

бегством, были охвачены ужасом в неумолимом наступлении

озверевших солдат, поэтому в предчувствии неизбежности

своей гибели бросались со скалы в пропасть, предпочитая

самоубийство смерти от рук врага.

Всё более теснимые, голодные и выбившиеся из сил

остатки сражавшихся внизу гамалян также были обречены на

истребление. Марк, видевший всю безысходность

положения, но продолжавшийся биться, пока наблюдалось

сколько-нибудь организованное сопротивление, не мог

думать о том, чтобы оставить поле боя. Зилоты,

сплотившиеся около него, упорно отбивали атаки

легионеров, медленно отступая в город, многие из них были

ранены, как и Марк, считавший свои раны простыми

порезами. Но лишь только сражавшиеся внизу гамаляне

увидели, что гора захвачена римлянами, их сопротивление

почти прекратилось, превратившись в беспорядочное

отступление, окончившееся беспощадной бойней; зилоты же

Марка, организованным отрядом отступившие по переулкам

города, укрылись за оградой дома, приготовленного им на

этот случай, и каменная стена двора была им защитой на

короткое время, необходимое, чтобы скрыться в подземном

ходу, специально обустроенном здесь заранее. Разрушив вход

в убежище, они могли не опасаться преследования и

подземными же ходами ночью выбраться из города. Будучи

готовым ко всему заранее, Марк всё же с горечью

удостоверился, что из его отряда вряд ли осталась половина

бойцов.

8о

Ночью им удалось благополучно покинуть окрестности

города, не встретив ни одного римского солдата; думалось,

все дозоры были сняты: победители могли не опасаться

несчастного разрушенного города с его мёртвыми

обитателями, который, кроме того, ещё нужно было грабить.

Большинство зилотов были ранены, иные по нескольку раз,

некоторые довольно тяжело — все нуждались в лечении и

покое на некоторое время; но когда Марк предложил всем

направиться в Пеллу, в отряде возникли разногласия, так как

некоторые из бойцов намеревались идти в Гисхалу, бывшую

ещё свободной от римлян, чтобы участвовать в её обороне.

При других обстоятельствах Марк сам бы направился

туда безусловно, но сейчас вынужден был отказаться,

изложив своё мнение об Иоанне как человеке ненадёжном,