понимая, что глупо делать наставления или просить о чём-либо друзей, ни в чём не

уступавшим ему, всё же попросил:

— Берегите силы.

— Стареешь, Марк, — усмехнулся Никанор.

— Почему это? — нарочито обиделся тот.

— Ты стал недоверчив, — поддержал товарища Михаил.

Улыбнувшись шуткам, сикарий тут же с досадой отметил неутихающую боль в

левом плече. Легионеры, хотя и спешились, но всё равно вынуждены были тесниться,

не имея возможности атаковать широким фронтом, и их атака началась метанием

дротиков, также оказавшимся безрезультатным; но сикарии, наоборот, оказались от

этого в выигрыше: опустившись на колени и прикрывшись щитами, они остались

невредимыми и, более того, оказались вооруженными дротиками, которые и не

замедлили применить в ответ, в результате чего появились первые жертвы среди

нападавших. Солдаты вынуждены были принять рукопашный бой на невыгодных

10 8

условиях, а узость ущелья давала возможность зилотам удерживать фронт, не допуская

окружения; и хотя биться приходилось одновременно против двоих, а не одного

противника, они могли рассчитывать на успех при своей тренированности и

стремительности ведения боя.

Превозмогая боль, Марк удручённо думал, что потерял былую живость из-за

ранения; но половина легионеров всё же была выведена из строя. Однако и ярость атак

не ослабевала, а сражавшиеся зилоты не могли позволить себе отступление, сохраняя

темп боя, которому вдобавок мешали тела убитых и конвульсии изувеченных воинов,

пытавшихся вправить обратно выпавшие внутренности из распоротых животов,

глазные яблоки из рассечённых глазниц или ползком волочащих свои неподвижные

конечности.

Бой длился недолго — сикарии не могли позволить себе длительный бой из-за

невозможности сохранить силы при таком его темпе, — но легионеров оставалось ещё

шестеро, когда пал Никанор; Марк с другом уже не могли удерживать фронт,

вынужденные защищать его, ещё живого, поэтому они, окружённые врагом, встали над

телом товарища спиной друг к другу. Положение их явно осложнилось, они начали

уставать, кроме того, у Марка невыносимой болью отдавало в плече при каждом

движении левой рукой; одежда же прилипала к спине, пропитанная загустевшей

кровью, стесняя движения, бередя рану. Больше всего он боялся быть раненным

вторично: из-за большой потери крови можно было потерять сознание. Утешала только

мысль, что в случае их гибели римляне не решатся преследовать делегацию. Отражая

атаки с правой стороны, сикарий сделал вид, что не замечает противника слева, и нанёс

удар прежде, чем тот сделал свой, но в этот момент и сам был ранен в бедро третьим

легионером. Выругавшись с досады, он метнулся в его сторону, отбросив щит, и

поразил того, вдруг скорчившегося и закрутившегося на каменистом склоне, а Марк,

поднимая выроненный легионером меч, получил ещё один удар по левому плечу. Не

почувствовав сгоряча новой боли, он обернулся и, увидев, что римлянин готов ударить

его вторично, отразил удар, но и сам выронил поднятый меч из левой руки, повисшей

вдруг бессильно вдоль тела. Михаил, стоя на колене, отбивал удары другого

римлянина, Марк же, встав рядом с другом, охладил пыл нападавшего; ранивший

сикария легионер был в явном замешательстве и тотчас поплатился за это, но и

поразивший его сам рухнул на колени от боли в бедре. Справившись с болью, Марк

поднялся на ноги, готовый к бою, но увидел лишь убегавшего за поворот легионера да

окровавленного Михаила, склонившегося над Никанором и пытавшегося привести того

в чувство.

Разорвав кое-что из своей одежды, они перевязали раны друг другу и Никанору, так

и не пришедшему в сознание, а затем, поймав лошадей, с трудом втащили его на одну

из них, привязав к седлу, взобрались на коней сами и направились к Иордану, минуя

поле боя, трупы и тела живых, но искалеченных легионеров, покорно жавшихся к

скалам ущелья. Теперь можно было не опасаться погони — они будут уже в Пелле,