Стихотворения и поэмы
вернуться

Бажан Микола
Шрифт:

152. «На душистом ветерке, что, пролетая…»

На душистом ветерке, что, пролетая, Подул внезапно, в шелесте шелков, Во всем, где мелочь самая простая Тревожит душу, средь ночных часов, Когда мечтанья не дают покоя, Виденья приплывают издали,— Всегда со мной тепло твое живое, Могучее, как теплота земли. И этих волн приливы и отливы Напоминают вечную игру. Я до конца почувствую, вберу Их каждый вздох и выдох торопливый. Всё существо, вся трепетная сила Моей души охвачены без слов Их ритмами и таинством веков, Что нас с тобой навек соединило. Перевод А. Чепурова

153. ВСПЫШКА СОЗВЕЗДИИ

Ночь осени. Внезапный звездопад. Разящих метеоров рикошеты, И брызги звезд, летящих из Плеяд, И жгучий прах распавшейся кометы. Над нами бездн и бурь круговорот Рождения и гибели круженье, И взрывы сотрясают небосвод… То звездопад иль предостереженье, Чтоб не теряла свой ориентир В пучинах океана мирового Звезда людей — неповторимый мир Единственного разума живого? 1978 Перевод Н. Кондаковой

154. ТИШИНА

Узкой тропинкою в сумерки чащи тихо войду, словно в белый собор,— в этот покой, величаво молчащий, в этот пустынный заснеженный бор. Тропка не вскрикнет, не скрипнет, покуда спят неподвижных сугробов тела. Разве что вспыхнет снегирь красногрудо, снег осыпая касаньем крыла. Тайну молчания вещих мгновений мне ли изведать сегодня сполна? Сладкой истомой лесных наваждений мягко колышет меня тишина. Счастья и горечи переплетенье, все увлечения прожитых дней — в зыбких виденьях, в безмолвном струенье сомнамбулических плавных теней… Глубже вздохни, о былом не жалея, тихо входя по тропинке лесной на бесконечные эти аллеи, в вечность протянутые тишиной. 1978 Перевод Ю. Мезенко

155. «Чебрец и вереск, мшистые холмы…»

Н. Б.

Чебрец и вереск, мшистые холмы, и цепкий дрок, и горечавки нить… С тобою часто отправлялись мы по луговинам киевским бродить. И вновь ступили мы на влажный склон, где вереск протянулся до небес, куда неудержимо испокон плывет-плывет Пуща-Водицкий лес. Ты помнишь? Скоро будет тридцать лет, когда впервые мы пришли с тобой сюда, где стелет вересковый цвет соцветий бледных трепет молодой. Ты наклонилась осторожно. Ты срываешь лиловатый огонек, чтоб пронести хрустящие цветы сквозь дни воспоминаний и дорог. Сияет он, мерцает, не угас цветенья тихий свет, невытоптанный след исхоженных путей и пережитых лет, что памятью теперь освящены для нас. 1978 Перевод Ю. Мезенко

156. «Пусть опаленным ртом еще хоть раз коснусь…»

…Пусть опаленным ртом еще хоть раз коснусь Я животворного, как молодость, настоя Воспоминаний, — эта радость, эта грусть Врачует душу, всё ранимое, живое. Боль сладкая, ты — след невозвратимых лет, Надежд, иллюзий плод неимоверный, Тревожный взлет событий, дней, планет И светлая печаль любови первой. О, юношеских тайн заветный материк. Как плавно ты возник, лишь память захотела; Ты веешь теплотой любви, июля, тела И горьковатым ароматом земляник,— Дышу их россыпью, их горькотой земной И, грусти преисполнившись лучистой, Склоняюсь над пахучею землей. О, этот день блаженный и душистый! Навек запомню я, на жизнь и на потом Твои лучи, и запахи, и сладости. Сияй, искристый, обдавай теплом Меня и в час моей последней радости. 1979 Перевод Ю. Мориц

157.  «Мы столько дорог одолели вдвоем…»

Мы столько дорог одолели вдвоем — Чего не случалось в пути? Тревога и поиск, отвес и подъем, И трудно, и чудно идти. Путем столбовым и окольной межой Мы шли — иногда наугад. Но всё, что собрали, согрели душой,— Сокровище сущее, клад. Крупицу такого утратить нам жаль, Ни щепки не бросим на слом,— Отчаянье, каждая наша печаль, Померкнув, задышит теплом. Мы руки протянем в далекие дни, К теплу пережитой тревоги, И ты мне так радостно скажешь: «Взгляни, Как руки сплелись и дороги». Отчаянья клещи, кинжалы разлук — Никто разрубить бы не смог Сплетение клятвенно сомкнутых рук И пройденных вместе дорог. 1979 Перевод Ю. Мориц

158. «В себе самом, как в келье затхлой, замыкаться…»

В себе самом, как в келье затхлой, замыкаться, Встреч избегать, и веских слов бояться, И дряхлость мыслей волочить уныло, Как тень за тенью, следом за собой? Ужель вот так ты будешь за судьбой Брести, тащиться дальше через силу? Ужель приснилось? Померещилось? Почудилось? Теперь истаяло, зачахло, улетучилось? Ужель бесследно канет в забытье И знать не будешь, где чужое, где твое? Иль только грезится? Во сне воображается, Где побывал, где был и видел то, чем жил? И, как немой слепец, забвенье приближается Тайком на склоне дней и на исходе сил. Гони его, кляни, голодного, усердного, Пусть память занесет над ним свои бичи, Чтоб прожитого здесь, неверного и верного, Тебе не позабыть, — вставай, взывай, кричи! 1979 Перевод Ю. Мориц

159. ШЕПОТ

…К своим душевным шепотам заветным Приникни чутким слухом и поймешь — Из памяти, чья глубь грузнее грозных нош, Ничто, ничто не возвращается в ответ нам, Лишь эха позднего изменчивая дрожь. Дрожащий отзвук голосов, умолкших ранее, Тень отлетевших ранее теней, Дрожащий отблеск прежнего сияния, Летучий пепел вымерших огней. Глухой пустырь окаменелой старости. Беги, душа, чтоб ты опять могла Увидеть, как воскреснет свежесть радости На пастбище, истоптанном дотла. Так мало нужно для ростков счастливости — Роса и солнце в голубом ковше. Напейся всласть, воспрянь, чтоб радость вынести В последний путь, назначенный душе. Глубь сердца слушай, словно глубь колодца,— Еще звенит ли там живой ручей? А грянет тишь — замри, пускай начнется Мгновенье вечной тишины твоей. 1979 Перевод Ю. Мориц