Во дворе была оборудована беседка. Просторная беседка на пять столов. Официант предложил мне выбрать столик. Выбор оказался невелик – все столики заняты. Ужинали по два-три человека. Моих попутчиков-французов я не увидела. Выбирать надо было из одинаково незнакомых компаний. Или уж не выбирать? Все компании выглядели какими-то завершенными, нарушить кому-то беседу? Но ужинать очень хотелось. Ужинать долго, чтобы есть медленно, пить тягучее вино маленькими глотками и дышать волшебным темным воздухом. Я стала внимательнее присматриваться к компаниям. Решила не трогать столики, за которыми ужинали пары. За двумя столиками компании тихо, но весело соображали на троих. И только за одним столом мужчина скучал в одиночестве. Мне так показалось, что он скучал. Я решила, что это отличный повод не отказываться мне от ужина.

Решила, что глупо спрашивать разрешения в отсутствие свободных столов. Официант стоял над душой. Я присела за стол, сразу сделала заказ. Официант отправился добывать суп-пюре, свинину со спаржей, чай и яблочный штрудель. Перед мужчиной на столе стоял пустой стакан. Больше ничего. Я решила, что теперь меня точно не выгонят, раз заказ уже сделан и решилась поднять на соседа по столу глаза. Меня встретили тяжелый взгляд и молчание. Серые стальные глаза уперлись в меня, как вилы в стену, но не заметили. В такой ситуации объяснять что-то мне показалось излишним. Я тоже молчала. Но я на своего соседа по ужину не только смотрела, но и видела его. Мы смотрели и молчали вместе. Принесли мой заказ. О стол звякнули тарелка, тарелка, прибор, прибор. Первое и второе принесли одновременно. Я начала есть. Быстро, чтобы еда не успела остыть. Молчание продолжалось.

Чувствую, что меня давят тяжелым взглядом. Он сидит, молчит и давит меня взглядом. Солнце совсем скрылось, нас сразу накрыло волной холода. Принесли чай и штрудель. Чай остыл в секунду. Я попросила принести глинтвейн и плед. Мой собеседник сидел в одной рубашке с коротким рукавом, и зябко ему не было.

– Вам нужен плед? – я решила, что сейчас уже глупо начинать разговор со «здравствуйте».

– Му, – ответил он на неведомом мне языке.

Мне стало интересно, на каком языке он молчит.

– Может быть, Вам чаю или глинтвейн заказать? Очень хорошо согревает, – на всякий случай я показала на стакан с глинтвейном и пустую чашку, в которой недавно был чай.

– Му, – повторил мой загадочный собеседник.

Еще я почувствовала характерный привкус в дуновении ветерка, доносящегося со стороны собеседника, и начала догадываться, в чем дело. Пошла к официанту и тихо спросила, как давно дринькает этот господин. Официант сказал, что пятый день. Я вернулась за столик. Во мне заговорили гены русской женщины – острый приступ жалости к пребывающему в запое мужику.

– Могу я Вам чем-то помочь?

– Му, – по-прежнему неожиданно прозвучал его ответ.

Я потянулась было, чтобы помочь ему подняться, но тут же из-за соседнего стола поднялись два нелепого вида молодца. Нелепости им придавали костюмы и галстуки, совершенно не вписывавшиеся в пейзаж. Они мне сказали коряво по-английски:

– Извините.

Еще одно подозрение закралось в душу. Я очень тихо, спросила их на родном мне языке:

– Русские?

Парни попытались сообразить, из какой штатной ситуации мой вопрос. Поняли, что ситуация по всем признакам нештатная. Потому переглянулись, потянулись к правому боку, будто печень прихватило, и столь же тихо ответили:

– Да.

– Ну что ж, тогда я, пожалуй, пойду спать, – сказала я всем и громко.

Ответил мне только самый красноречивый:

– Му.

– И Вы долго не засиживайтесь – холодно уже, – я протянула Му-мужчине свой плед.

– Му, – он не принял плед, что-то попытался досказать мне рукой, но не смог.

Я подумала, что он попытается подняться, и уже занесла руку над его плечом, чтобы вовремя остановить. Но он и не думал ринуться меня провожать. Он сидел. В том же положении, в каком я застала его в начале своего ужина. Я пошла в номер. Меня кинулся провожать официант, потому что он же был администратором. Он зажег свечи, мы прошли со свечами по коридору, зашли в номер. Я решила, что официант – романтик, но на всякий случай не стала выражать особых восторгов по поводу свечей и столь услужливых провожаний. Я зашла в номер. Официант – за мной. «Вечер переставал быть томным» – я не понимала, что происходит. На всякий случай не стала закрывать дверь. Официант будто не замечал моей замороженности, он поставил свечи на столик, показал рукой на другой подсвечник, потом – где лежат запасные свечи и зачем-то, как звенит колокольчик у изголовья кровати. Потом улыбнулся, поклонился, пожелал мне спокойной ночи и вышел.

В ванной я нашла кроме чистых полотенец наполненную водой ванну, на столике рядом с раковиной кувшин, тоже наполненный водой, и не нашла кранов, труб и электрического выключателя. Не было здесь фена, душевой кабины, электрических розеток. Зато на каждой стене было по подсвечнику, заправленному толстенной свечой. Средневековое омовение совершилось очень быстро. Закутавшись в халат, я проследовала в комнату. В одной стене темнел камин. В другой стене темнело окно. В углу темнела кровать. Даже белый махровый халат не казался светлым – он тоже явно темнел. Свет давали только свечи. Я стояла посреди комнаты, медленно поворачивалась вокруг себя, переступая с ноги на ногу, и ёжилась в халате. И в комнате тоже я не смогла обнаружить электрических розеток. Я заглянула в шкаф – там висели пустые вешалки, телевизор там не прятался. Еще здесь не было радио. Я достала из сумки телефон – сети тоже не было, и вот-вот должна была сесть батарея. На ближайший день я осталась без связи, без возможности уложить волосы, услышать или увидеть новости, а главное – зарядить батарею фотокамеры. Ну что же – здравствуй, колорит!

Закопавшись в одеяло, я задула свечи, но не закрыла глаза. Темнота меня не испугала. Я ждала, что сейчас привыкну к ней и начну различать предметы, увижу комнату в других красках. Прошло несколько минут, а темнота не рассеивалась. И тогда пришел страх. Я поднесла руку к лицу, но не увидела ее. Поднесла пальцы к носу, потом к глазам – чувствовала пальцы на лице, но не видела их. В ужасе соскочила с кровати, накинув халат, кинулась в ту сторону, где должна была быть дверь. Ощупывала стены в диком страхе не найти её. Наконец нащупала ручку – мне показалось, что на поиски этого спасительного предмета ушла вечность. Открыла дверь и увидела светлый коридор – на стенах горели свечи. Портье улыбался, сидя за своим столиком. Я закрыла дверь и опять увидела абсолютную темноту.