Страх ушел. Я прижалась спиной к двери и стала ждать. Такой кромешной темноты не бывает. И тишины такой не бывает. Тогда почему они есть? Всё есть: дом, мебель, вода, еда. Нет только электричества и водопровода. А мне кажется, что нет ничего. Людям, которые построили эту гостиницу лет двести назад, так не казалось. А мне кажется. Без тренировки попасть туда мне бы не хотелось. Впереди целая ночь, и, если не спать, то делать абсолютно нечего. А что бы я делала, если бы не могла заснуть, живи я лет двести назад? Я бы и не знала, что не могу посмотреть телевизор, послушать радио, посидеть в Интернете, поговорить по телефону. Но что-то же я бы могла делать?! Могла бы – думать. Могла и могу, только думать в темной комнате мне не хотелось. Я решила думать на свежем воздухе.

Завернулась в плед, взяла подсвечник с одной свечой и вышла из номера. Теперь я начала понимать, почему в этой гостинице останавливаются только на одну ночь и в самом начале путешествия! После такой волшебной ночи любое путешествие обречено на успех.

Я присела на ступеньки крыльца – отходить от дома не хотелось. Поставила свечу рядом с собой. Тьма окружала дом и снаружи. Только я стала придумывать тему для размышления, как раздались шорохи, потом плеск воды, потом тихое поминание бога-душу-мать, опять плеск воды и шаги, приближающиеся к крыльцу. На всякий случай подсвечник я взяла в руку – другого оружия у меня с собой не было. Из тьмы вынырнули трое русских постояльцев. Меня они приняли за привидение – из пледа виднелись только глаза и свеча. Плед, глаза и свеча дрожали. Троица остановилась. Мне пришлось высунуть из складок пледа лицо, чтобы меня признали. Глазам открылась картина: двое в костюмах, галстуках и один голый по пояс. Какой-то из костюмов сказал:

– Отбой, свои.

Красноречивый, тот, что выразительно мычал за ужином, его не понял:

– Чего?!

– Свои, говорю, – повторил костюм, – она тоже русская, она за Вашим, Матвей Михалыч, столом ужинала.

– Ужинала за моим столом?

– Ага, за Вашим, – подтвердил костюм.

Матвей Михайлович медленно, но верно обрабатывал информацию. Следующий вопрос был адресован мне:

– Русская?

Мне нужно было сказать несколько теплых слов в свою защиту, что я и сделала:

– Му.

– Так околела, что только мычать и можешь? – Матвей Михайлович махнул рукой своим костюмам.

Те кивнули ему в ответ. Один ринулся в дом, а через секунду вынес махровый халат. Матвей Михайлович надел халат и сел рядом со мной на ступеньки. Теперь он был в белом махровом халате, джинсах и высоких ботинках. Ботинки, честно говоря, даже в кромешной тьме были дурацкие. Именно они могли стать новой темой для моих размышлений, но сосед по ступеньке направил разговор в другое русло.

– Матвей.

– Наталья. Только давайте без рукопожатий, а то с меня плед свалится.

– Как скажете.

– Если не трудно – свечу на ступеньку поставьте, пожалуйста.

Он поставил свечу. Достал из кармана халата сигареты и зажигалку. Протянул мне:

– Курите?

– Спасибо, нет.

– Я тоже, – он закурил сигарету и глубоко затянулся, – думал никогда уже не закурю, а вот закурил.

– Да курите Вы себе на здоровье – мне не мешает.

– Да, я всё понимаю! Сам знаю, что не надо, что слабость это.

– Кýрите, так курте! Только молча.

– Я брошу.

– Бросайте.

– Сейчас не могу.

– Не бросайте.

– Вам не нравится, что я курю.

– Бросайте.

– Душевно слаб сейчас. Очень.

– Не бросайте.

– Помогите.

– Отобрать у Вас сигареты?

– Возьмите с меня слово, что я брошу курить с завтрашнего утра.

– С сегодняшней ночи.

– Давайте с утра?

– Нет, прямо сейчас, даже не докуривая эту сигарету.

– Так я ж душевно слаб. Болен, можно сказать.

– Сейчас с половины этой сигареты или давайте слово кому-нибудь другому, – я сделала вид, что собираюсь уйти.

Матвей Михайлович положил руку мне на плечо – пришлось сделать вид, что я остаюсь.

– Хорошо, – он затушил сигарету, – я бросил курить.

– Вот видите! Иногда физическая сила помогает преодолеть душевную слабость.

– Чья сила?

– Моя, конечно.

Он пальцем потрогал моё плечо.

– Твердое – это мышца или кость?

– Кость.

– Тогда, конечно, сила Ваша.

Матвей сунул руки в карманы. Мы опять молчали. Он искал новую тему для разговора, а я опять сокрушалась мысленно на предмет его ботинок: «Вот сигареты курит очень дорогие. Зажигалка то ли золотая, то ли платиновая. Чувство юмора, опять же, пробивается. Джинсы мастером пошиты, а ботинки – такие дурацкие!» Он опять прервал плавное течение моих мыслей:

– Не спится?

Меня чуть не подбросило. Медленно повернула голову в его сторону. Медленно подняла глаза и уставилась в упор в его глаза. Стальные серые глаза Матвея спокойно выдерживали всё, что выговаривали мои сверкающие карие. Он поправил чуть съехавший с моей головы плед и сказал очень спокойно: