Посл обда, Андрей Иванычъ, по обыкновенію, удалился къ себ въ кабинетъ полежать на диван. Пришла Дарья Терентьевна и опустилась на диванъ въ ногахъ мужа. Андрей Иванычъ курилъ. Она сидла молча, но наконецъ спросила:

— Думаешь, все это обойдется? Вдь совсмъ двка закусила удила. Рветъ и мечетъ.

— Ничего не знаю… Ршительно ничего не знаю… вздохнулъ Андрей Иванычъ.

— Боюсь, какъ-бы на самомъ дл не захворала въ серьезъ. И жалко-то ее, да и нельзя согласиться на то чего она хочетъ.

— Ну, положимъ, что согласиться-то можно. Гд нынче такихъ особенныхъ-то жениховъ найдешь! Вдь и то сказать, не каторжный онъ.

— Ты, кажется, сдаешься? Нтъ, нтъ… Этого нельзя… замахала руками Дарья Терентьевна. — Чмъ имъ жить будетъ? Помилуй…

— Ничего я покуда не сдаюсь, а говорю, что ежели она долго не успокоится — и, въ самомъ дл, хворать начнетъ. Зачмъ-же, въ самомъ дл, быть врагомъ дочери? А что насчетъ того, что чмъ имъ жить — поможемъ какъ-нибудь. Все-таки вдь жалованье получаетъ онъ, съ наградами-то тысячи дв съ половиной иметъ. Ну, положимъ, ежели не выдавать ей на руки ея приданныхъ двадцать тысячъ, а положить-только на ея имя, чтобы она пользовалась процентами — вотъ ужъ у нихъ еще тысяча рублей есть.

— Ахъ, Андрей Иванычъ, что ты говоришь! опять вздохнула Дарья Терентьевна.

— Я говорю про крайній случай.

— И въ крайнемъ случа не хорошо. Дв съ половиной тысячи да одна — три съ половиной. Ну, что такое три съ половиной тысячи, ежели у нихъ дти пойдутъ!

— Ахъ, Боже мой! Да вдь подвигаться по служб-то будетъ. Ну, похлопочемъ за него…

— Андрей Иванычъ, да ты, кажется, ужъ совсмъ?..

— Ничего я не совсмъ.

— Какъ не совсмъ? Ты такъ спокойно. Нтъ, нтъ… Люба привыкла къ роскоши.

— Ну, у себя въ контор дамъ ему занятія. Въ банк, онъ днемъ, а у меня по вечерамъ. — Помощникъ бухгалтера у меня есть-же и получаетъ тысячу двсти, — ну, вотъ это жалованье ему. Пусть трудится.

— Ахъ, не такого я себ прочу зятя!

— А какого-же? Чтобы съ неба звзды хваталъ?

— Андрей Иванычъ! Я съ тобой въ серьезъ, а ты въ шутку!..

— Да въ чемъ-же тутъ шутка-то?

— Ахъ, оставь пожалуйста.

Дарья Терентьевна надулась и вышла изъ кабинета мужа.

У Любы только и мыслей было, какъ-бы добыть свое метрическое свидтельство. Дло въ томъ, что она не знала даже, гд оно хранится. Задать объ этомъ вопросъ отцу, хоть-бы при другомъ разговор, она боялась, опасаясь, что отецъ догадается о задуманномъ ею план, и потому ршилась попытать мать, считая ее попростовате. Разговоръ о метрическомъ свидтельств Люба начала съ матерью издалека. Передъ сномъ, когда Дарья Терентьевна зашла къ Люб въ комнату, чтобы проститься, Люба, все еще лежавшая съ компресомъ на голов, спросила ее:

— А у васъ живо еще ваше метрическое свидтельство?

Дарья Терентьевна даже выпучила глаза отъ удивленія, до того вопросъ былъ неожиданъ.

— Мое метрическое свидтельство? повторила она. — А теб зачмъ? Зачмъ ты это спрашиваешь?

Люба улыбнулась, стараясь держать себя какъ можно хладнокровне, и отвчала:

— Да вотъ я сейчасъ читала въ книг про метрическое свидтельство. Потеряла одна дама свое метрическое свидтельство и черезъ это разныя хлопоты.

— Конечно-же живо. Оно у Андрея Иваныча.

— А мое? Вдь у меня тоже есть метрическое свидтельство?

— А какъ-же не быть? Тоже есть.

— И оно у папаши?

— Да… да…

— А гд оно хранится?

— Вс бумаги у него хранятся въ контор, въ желзномъ шкапу. Тамъ и метрическія свидтельства, тамъ и купчія крпости и духовное завщаніе. Только съ чего ты это спрашиваешь?

— Да просто такъ.

«Ну, изъ конторы, да изъ желзнаго шкапа мн ужъ никакъ не добыть метрическаго свидтельства», ршила Люба и крпко опечалилась.

Ночью ей снилось метрическое свидтельство, снилось, какъ она ломаетъ гвоздемъ замокъ у желзнаго шкапа въ контор, но вдругъ входитъ отецъ и накрываетъ ее. Люба тотчасъ-же проснулась. Сердце ея усиленно билось, на лбу выступалъ потъ. Посл этого сна она съ трудомъ могла успокоиться.

Утромъ первыя ея мысли были также о метрическомъ свидтельств.

«Господи! Да неужели-же нельзя обвнчаться безъ метрическаго свидтельства?!.» мелькало у нея въ голов, а сердце такъ и сжималось болзненно.