Лейкин Николай Александрович
Шрифт:
— Да нтъ-же нтъ. Вдь я теб русскимъ языкомъ говорю, что мн теперь никуда одной изъ дома не урваться — отвчала Люба и уже на глазахъ ея были слезы.
— Урвешься. Богъ не безъ милости. Наконецъ я придумаю что-нибудь другое и сообщу теб запиской. Уходи. Пойдемъ, я тебя посажу на извощика. Вонъ какой-то господинъ съ бакенбардами пристально смотритъ на тебя. Можетъ быть и знакомый. Пассажъ для двушки мсто не вполн приличное. И я-то былъ глупъ, что назначилъ теб свиданіе въ Пассаж! — бормоталъ Плосковъ.
— Ахъ, Виталій, ну, зачмъ ты меня гонишь! Дай ты мн еще побыть и поговорить съ тобой!
— Выйдемъ изъ Пассажа. Лучше мы на улиц поговоримъ.
Плосковъ шелъ впередъ и вывелъ Любу на улицу.
— И ума не приложу, что я теперь буду дома говорить! — вздыхала Люба.
— Послушай, вдь у васъ горничная преданный теб человкъ. Ты можешь съ горничной куда-нибудь отлучиться изъ дома, меня увдомить, а ужъ я тебя укараулю.
— Трудно, но надо какъ-нибудь ухищряться. Ахъ, Виталій, Виталій!
— Садись скорй на извощика. Можетъ быть, тебя еще дома и не хватились, торопилъ Любу Плосковъ.
— Какъ не хватиться! Ну, будь что будетъ! Прощай… — покорно произнесла Люба, крпко пожимая руки Плоскова, съ улыбкой взглянула ему въ лицо и шепотомъ прибавила:- Милый… голубчикъ… безцнный…
— Извощикъ! — крикнулъ Плосковъ и принялся усаживать Любу въ экипажъ. — Ну, а что кстати мой котъ? — спросилъ онъ вдругъ.
— Маменька его выгнала на дворъ и онъ пропалъ.
— Жалко. Прощай… До свиданія… Черезъ горничную и отъ меня будешь получать записки. Прощай… Извощикъ! Пошелъ!
Люба похала домой.
XXIX
Возвращаясь со свиданія съ Плосковымъ, Люба не безъ трепета приближалась къ своему дому. Она уже напередъ чувствовала все то, что на нее обрушится со стороны матери и отца. Совтъ Плоскова сдлать какую-нибудь покупку въ одномъ изъ магазиновъ и потомъ сослаться, что отлучка изъ дома была сдлана для покупки — она не исполнила. Она ршилась прямо объявить отцу и матери, что ходила гулять, чтобы видться на улиц съ Плосковымъ. Стать, однако, сразу лицомъ къ лицу передъ отцомъ и матерью ей было трудно: она знала, что т ждутъ не дождутся ея звонка у дверей съ чистаго хода, дабы сразу осыпать ее бранью и попреками а потому вернулась домой черезъ кухню. по черному ходу, и прошла къ себ въ комнату. Только спустя полчаса посл ея прихода отецъ и мать узнали, что она дома. Они тотчасъ-же вбжали въ ея комнату. Люба сидла у стола и перелистывала книгу.
— Безстыдница! Срамница! завопила Дарья Терентьевна. — Уйти изъ дома не спросясь, не сказавъ ни отцу, ни матери ни слова! Гд это ты шлялась? Говори!
Губы у Любы затряслись и она отвчала:
— Шляться я нигд не шлялась, а гд была — тамъ меня теперь нтъ.
— Такъ не отвчаютъ родителямъ! крикнулъ Андрей Иванычъ. — Ты должна сказать, куда ходила.
— Ахъ, Боже мой! Да просто прогуляться ходила. Сколько дней дома сидла, такъ нужно-же было мн воздухомъ подышать.
— Врешь, врешь! Ты къ нему ходила. На свиданіе съ Плосковымъ ходила! не унималась Дарья Терентьевна.
— Что къ Плоскову ходила — это неправда, а что видлась съ нимъ на улиц — скрывать не стану.
— Слышишь? Слышишь, Андрей Иванычъ? Ахъ, дрянь двчонка! Она еще сметъ про это безъ стыда и безъ совсти говорить! Ну, нажили мы дочку!.. На свиданіе съ молодымъ человкомъ! Каково, ежели кто-нибудь видлъ тебя изъ знакомыхъ съ нимъ!
Дарья Терентьевна всплеснула руками. Люба иронически улыбнулась.
— Въ самомъ дл, ужасное происшествіе! Съ каторжникомъ меня увидали, съ душегубомъ, съ воромъ, съ мошенникомъ, сказала она.
— Еще разъ теб говорю: не смй такъ отвчать! крикнулъ Андрей Иванычъ. — И вотъ теб мой сказъ: съ сегодня безъ матери никуда! Уйдешь еще разъ одна — велю твою верхнюю одежду подъ замокъ убрать.
— Да нечего дожидаться, когда она еще разъ одна уйдетъ, надо это сейчасъ-же сдлать, прибавила мать. — Безъ меня теперь никуда! Слышишь: никуда! А эту твою раскрашенную Кринкину встрчу, такъ прямо въ лицо ей наплюю. Ты у ней, что-ли, была? Я ужъ и то хотла за тобой къ ней посылать.
— Только-бы себя оскандалили. Нигд я не была. На улиц была и съ нимъ видлась.
— Это ужасъ, что такое! Не смй мн про него говорить! Слышишь: не смй!
Андрей Иванычъ только тяжело вздыхалъ. На этомъ выговоръ и кончился.
— Что тутъ длать съ двчонкой?!.. чуть-ли не въ сотый разъ спросила Дарья Терентьевна мужа; когда они вышли изъ комнаты Любы.
Андрей Иванычъ подумалъ и отвчалъ:
— Да ужъ, по моему, повнчать ихъ, что-ли… Пусть живетъ въ недостаткахъ, коли сама этого хочетъ.
— Нтъ, нтъ! На это я не согласна. Ни за что на свт…
— Да вдь хуже будетъ, ежели…