Ночь провели мы въ домъ англійскаго консула. Добрый старикъ отдалъ намъ вс свои тюфяки; мы улеглись на полу, а леди прикорнули вокругъ насъ на диванахъ. Что касается до меня, я надялся видть золотые сны, въ род Альнаскаровыкъ; но, чу! маленькій комаръ загудлъ на своей волторн; вспрыгнула дятельная блоха, съ злобнымъ намреніемъ: попробовать христіанской крови (восточныя блохи кусаются несравненно больне нашихъ), и клопъ… ажъ, проклятый! Неужели назначеніе его заключается въ томъ только, чтобы кусать человка? Одинъ Больверъ, своимъ патетическимъ слогомъ, могъ бы описать приключенія этой несчастной ночи, ознаменованной шумомъ, стономъ, проклятіями и позорнымъ униженіемъ человчества! Я слышалъ пніе птуховъ, крикъ дтей, которыхъ убаюкивали матери, и ржаніе бдныхъ лошаковъ при нужномъ свт; наконецъ услыхалъ я стукъ копытъ и оклики вожатыхъ. Было три часа: лошади дйствительно пріхали. Ослы, мулы, вьючныя сдла и погоньщики — все это перемшалось при лунномъ свт, посреди живописной улицы. Такъ-то провелъ я первую ночь въ Сиріи.

Боле часа времени потребовалось на приведеніе въ порядокъ нашего каравана. Для удобства всадниковъ, надобно было пересдлать лошадей; дамы услись на носилкахъ, впереди и сзади которыхъ были запряжены два черныхъ мула, при каждомъ изъ нихъ находился грумъ, и съ боку шелъ высокій, чрезвычайно добрый на взглядъ, смуглолицый парень, который не давалъ паланкину раскачиваться и предлагалъ свою спину вмсто подножки, когда садились въ экипажъ или намревались изъ него выдти. Эти три молодца, выдержанные постомъ, прошли около сорока миль, въ продолженіе четырнадцати часовъ, по дурной дорог, легко и быстро, не теряя ни на минуту веселаго расположенія духа. Во время пути раза два напились они воды, и только этимъ преступили правило, предписанное закономъ; но отъ хлба и отъ всего, что мы предлагали имъ по съдобной части, они отказались ршительно, и шли такъ бодро, что верблюды могли бы имъ позавидовать. Какой урокъ терпнія для поль-мольскихъ Сарданапаловъ, которымъ рыхлые диваны клуба кажутся все еще недовольно мягкими!

Еслибъ вздумалось мни писать на досуг сонеты, я постарался бы выразить въ четырнадцати строкахъ т чувства, которыя волновали меня, когда сидлъ я на высокомъ турецкомъ сдл, съ плетеною изъ бумажныхъ шнурковъ уздою, парою стремянъ, въ родъ двухъ лопатъ, и съ безчисленными бусами, бляхами и кисточками на сбруи, готовясь на лихомъ скакун въхать въ таинственную сферу сирійской жизни. Каковы должны были казаться мы при лунномъ свт? Ручаюсь, что такую лошадь и такого сдока не часто видите вы въ Лейстершир. Стремена чрезвычайно коротки; грубые ремни ржутъ ноги, и вы сидите на кон, словно на башн, упасть съ которой очень нетрудно. Неопытному здоку не мшаетъ, для безопасности, класть палку или зонтикъ поперегъ осгроконечнаго сдла, чтобъ не пролетть по-крайней-мр черезъ шею лошади. Я нашелъ это средство весьма удобнымъ при спуск съ горъ и рекомендовалъ его добросовстно смиреннымъ пилигримамъ, которыхъ встртилъ въ город.

Мы, мирные люди, не подражали другимъ, боле воинственнымъ путешественникамъ, и не обвсили поясовъ своихъ ятаганами и пистолетами. Происшествіе, разсказанное намъ въ Іерусалим, можетъ служить урокомъ для пилигримовъ, которые любятъ украшаться оружіемъ. Почтенный Гогэнъ Эрмеръ, недавно совершившій путешествіе по Востоку, носилъ на пояс дв пары пистолетовъ такой превосходной отдлки, что одинъ шейхъ изъ окрестностей Іерихона, прельстясь ими, ограбилъ его начисто. Не знаю, разсказалъ ли Эрмеръ эту исторію друзьямъ своимъ, по возврат на родину.

Въ дополненіе къ этому, можно упомянуть о другомъ случа. Знаменитый ирландскій перъ, лордъ Ольджентъ, отличившійся во время службы своей въ Бокингэмширскихъ Драгунахъ, хотлъ заплатить что-то въ род подати іерихонскому шейху, какъ вдругъ явился другой шейхъ и началъ доказывать, что онъ-то и есть настоящій губернаторъ Іерихона. Оба эти близнеца долго спорили объ особ лорда Ольджента, какъ дв женщины о невинномъ ребенк передъ царемъ Соломономъ. Пришлось путешественнику заплатить обоимъ; но такихъ исторій здсь не оберешься.

Партія наша двинулась въ путь часа въ четыре: леди на носилкахъ; Француженка, горничная, на срой лошади; кавалеры также, какъ и вашъ покорнйшій слуга, на высокихъ сдлахъ, а слуги, проводники и грумы на разныхъ вьючныхъ животныхъ — всего было четырнадцать человкъ. Прибавьте къ этому двухъ препочтенной наружности Арабовъ, съ сдыми бородами, въ блыхъ чалмахъ и блой одежд; при бедрахъ ихъ изгибались сабли, а за спиной висли длинныя винтовки. Никогда не видывалъ я боле почтенныхъ воиновъ. Сдерживая горячихъ коней своихъ, тихо хали они по сторонамъ носилокъ. Когда выбралась мы изъ крутыхъ улицъ города въ открытыя поля, освщенныя луной и звздами, эти воины двинулись впередъ позда и повели караванъ нашъ по дорог, обсаженной какими-то дьявольски странными, щетинистыми грушами. Казалось, деревья жги выросли въ тартар. Вотъ появлялась заря, сперва пепельная, потомъ зеленая и наконецъ пурпуровая. Воинственныя фигуры нашихъ предводителей живописно рисовались на горизонт, ярко освщенномъ ею. Видъ этой маленькой кавалькады и природы, окружавшей ее, навсегда останется въ моей памяти, какъ одно изъ самыхъ свжихъ и наиболе пріятныхъ впечатлній, которыя удалось извдать мн съ того дня, когда въ первый разъ увидалъ я плотину Кале. Мы напоили лошадей своихъ водою изъ прекраснаго восточнаго фонтана и при полномъ свт дня въхали въ шаронскую долину, знаменитую нкогда своими розами; но теперь очень скудно обработанную, хотя и все еще прекрасную.

Здсь увидали мы вдали другую кавалькаду. Наши блые воины поскакали впередъ опросить ее. Мы тоже пустили скакуновъ своихъ рысцою, и держа зонтики, какъ держалъ копье свое Ричардъ, стремясь навстрчу Саладина, неустрашимо хали къ незнакомому каравану. Оказалось, что это были благочестивые польскіе жиды, плывшіе съ нами изъ Константинополя. Мы привтствовали ихъ радостнымъ крикомъ; оба каравана, соединясь вмст, двинулись гуськомъ, проходя въ часъ по четыре мили. Предводителемъ еврейской партіи былъ Арабъ, съ перешибеннымъ носомъ, съ пистолетами, саблею и ружьемъ; желтая, дамасская ткань обвивала его голову, а носъ былъ залпленъ пластыремъ. Онъ халъ на срой лошади, покрытой блестящей сбруею; чудный, арабскій конь его ржалъ, прыгалъ и становился на дыбы, приводя всхъ насъ въ удивленіе.

Только лишь наздникъ этотъ кончилъ свои эволюціи, какъ поднялось другое облако пыли, въ которомъ мелькнули вооруженные всадники. Во глав этой партіи халъ Арабъ и за нимъ два янычара съ серебряными булавами, блиставшими на солнц. Они провожали новаго генеральнаго консула Соединенныхъ Штатовъ, который спшилъ занять постъ свой въ Іерусалим.

Перешибенный носъ немедленно подъхалъ къ американскому Арабу, вынулъ свою трубку и подалъ ее противнику, въ знакъ вызова на джигитство. Вслдъ за этимъ понесся онъ по степи, описывая круги, обращаясь назадъ и принимая всевозможныя направленія. Американецъ подражалъ ему. Потомъ оба воина вступили въ бой. Замтьте, мы любовались этимъ турниромъ въ шаронской долин, передъ Яфою. Бдный пластырь, видя, что онъ не можетъ одолть своего противника, вызвалъ его на скалу и полетлъ впередъ, сломя голову; Американецъ пустился вслдъ за нимъ. Перешибенный носъ былъ побжденъ въ другой разъ; Янки стали презрительно здить вокругъ него, и этимъ отклонили попытку къ дальнйшему состязанію двухъ соперниковъ.