Предположите, что представители всхъ народовъ, какіе только есть на земл, столпились въ Уэппин или Портсмутъ-Пойнт, въ своихъ національныхъ костюмахъ и мундирахъ, съ своимъ языкомъ и обычаями, — и вотъ вамъ главная улица Гибралтара, которая одна только и называется здсь улицею. Вс же прочіе промежутки между рядами домовъ зовутся скромненько проходами или лэнами, какъ, напримръ, Бомбъ-лэнъ, Бэтери-лэнъ и т. д. Евреи и Мавры составляютъ господствующее населеніе главной улицы; изъ оконъ «Красавца Матроса» и «Лихой Морской Лошади,» гд наши англійскіе моряки попиваютъ джинъ и пиво, несутся звуки хоровой псни: Вдали я двушку оставилъ за собою; тогда какъ сквозь ршетку испанской венты достигаютъ до васъ стукъ кастаньетъ и заунывное дребезжанье гитары. Очень любопытвое зрлище представляетъ эта улица вечеромъ, когда при яркомъ свт фонарей шумно движется вдоль нея густая толпа, очень разнообразно одтыхъ прохожихъ. Тутъ увидите вы и смуглыхъ Мавровъ въ блыхъ или красныхъ бурнусахъ, и загорлыхъ испанскихъ контробандистовъ, въ какихъ-то изогнутыхъ шапкахъ, надтыхъ сверхъ шелковаго платка, обхватившаго ихъ голову, и пьяныхъ матросовъ съ военныхъ и купеческихъ кораблей, носильщиковъ, Гануэзцевъ, жителей Галиціи и небольшіе отряды солдатъ, идущихъ на смну своихъ товарищей, которые содержатъ безчисленные караулы въ разныхъ частяхъ города.

Нкоторые изъ нашихъ товарищей отправились въ испанскую венту, какъ въ мсто боле романтическое, нежели англійская гостинница; другіе же предпочли клубъ Коммерческаго сквера, о которомъ уже заране составилъ я очень выгодное понятіе, думая найдти въ немъ заведеніе ничмъ не хуже извстнаго лондонскаго клуба на Чарлсъ-Стритъ, съ такимъ же блестящимъ освщеніемъ я прилично одтыми офицерами, распивающими портвейнъ. Можетъ быть, во времена губернатора О'Гара онъ былъ и дйствительно очень хорошъ, но теперь устарлъ и мстами позаплсневлъ. Хотя его превосходительство Больверъ жилъ здсь, и я не слыхалъ, чтобы онъ жаловался на недостатокъ комфорта; однакоже другія, мене знаменитыя особы, не считаютъ обязанностью подражать его скромности. Да и какъ не ворчать? Половина удовольствій и непріятностей туриста соединена съ трактирной жизнью, и онъ можетъ говорить о гостинницахъ несравненно основательне и живе, нежели о какихъ-нибудь историческихъ событіяхъ, заимствованныхъ изъ книги. Но все-таки этотъ клубъ — лучшая гостинница Гибралтара и указать на него полезно, потому что не всякій же путешественникъ, намревающійся постить Гибралтаръ, можетъ видть искусанныя блохами физіономіи нашихъ товарищей, которые на другое же утро обратились въ бгство изъ испанской венты и пришли искать убжища въ клуб, въ этой лучшей гостинниц самаго прозаическаго и неудобнаго для жизни города.

Еслибы позволительно было нарушать священную довренность, я могъ бы разсказать вамъ много забавныхъ происшествій, слышанныхъ мною отъ джентльменовъ, которые разсказывали ихъ для своего собственнаго удовольствія, сидя въ кофейной клуба, за столомъ, прикрытымъ грязной скатертью и дюжиною бутылокъ съ пивомъ и прохладительными напитками. Здсь узналъ я настоящія фамиліи авторовъ извстныхъ писемъ о французскихъ подвигахъ въ Могадор, и встртилъ бжавшихъ оттуда жидовъ, которые увряли меня, что они несравненно боле боялись Кабиловъ, рыскавшихъ за стнами города, нежели пушекъ французской эскадры. Очень занялъ меня прелюбопытный разсказъ о томъ, какъ бжалъ Вилькинсъ изъ-подъ ареста, и какъ посадили подъ арестъ Томпсона, который вышелъ посл десяти часовъ безъ фонаря на улицу. Слышалъ я также, что губернаторъ былъ старый…. но прибавить къ этому слову существительное — было бы нарушеніемъ довренности; можно только объявить, что полное выраженіе заключало въ себ чрезвычайно лестный комплиментъ для сэра Роберта Вильсона. Во время этихъ разсказовъ, на рынк, противъ оконъ клуба, происходила очень шумная сцена. Оборванный, толстый парень, окруженный Маврами, Жидами, Испанцами и солдатами, вскарабкался на боченокъ съ табакомъ и держалъ аукціонъ, покрикивая съ такой энергіею и безстыдствомъ, которыя сдлали бы честь Ковентъ Гардену.

Одинъ только здсь мавританскій замокъ можно назвать живописнымъ зданіемъ. Древніе храмы испанскаго города или сломаны, или обращены въ казармы, и такъ передланы, что не осталось ни малйшаго признака, который намекнулъ бы на ихъ прежнее назначеніе. Католическій соборъ слишкомъ простъ, а странная архитектура новой протестантской церкви похожа на сигарный ящикъ. По сторонамъ узенькихъ улицъ стоятъ бараки; въ дверяхъ маленькихъ домиковъ сидятъ, разговаривая, жены сержантовъ, а сквозь открытыя окна офицерскихъ квартиръ вы увидите прапорщика Фипса, лежащаго на диван съ сигарою во рту, или адъютанта Симсона, играющаго отъ скуки на флейт. Я удивился, найдя очень немного читателей въ великолпной зал здшней библіотеки, богатой прекраснйшими книгами.

Наперекоръ чахлой растительности и пыли, покрывающей деревья, Алямеда прекрасное мсто для прогулки. О зелени заботятся здсь также, какъ и о страшныхъ укрпленіяхъ, окружающихъ ее. Съ одной стороны подымается огромный утесъ, застроенный крпостными верками, а съ другой блеститъ Гибралтарскій заливъ, на который поглядываютъ съ террасъ огромныя орудія, окруженныя такими грудами бомбъ и картечи, что, кажется, ихъ достало бы на то, чтобы разбить въ дребезги весь полуостровъ. Въ этомъ мст садоводство и воинственность удивительно перемшаны другъ съ другомъ. Въ саду возвышаются бесдки, сельскіе домики; но вы можете быть уврены, что между цвтниковъ непремнно увидите огромную мортиру, а подл алое и стеблей герани зеленую юбку и красный колетъ Шотландца. Утомленные солдаты тихо подымаются на гору, или перетаскиваютъ бомбы; неуклюжія рогатки заслоняютъ открытыя мста; везд расхаживаютъ часовые съ невиннымъ намреніемъ прострлить насквозь любопытнаго артиста, который вздумалъ бы срисовать окружающія его укрпленія. Особенно хорошо здсь вечеромъ, когда мсяцъ освщаетъ заливъ, холмы и блыя зданія противоположнаго берега. Сумракъ скрываетъ непріятный видъ пыльной зелени, коническія груды бомбъ и неуклюжія рогатки. По дорожкамъ разгуливаютъ блдные, черноглазые дти, Испанки съ своими верами и дэнди въ блыхъ джакетахъ. Тихіе звуки флейты несутся порою съ небольшаго ялика, покойно отдыхающаго на гладкой вод, или долетаетъ до васъ звучный хоръ съ палубы чернаго парохода, который снаряжается къ ночному объзду. Вы забываете, что городъ этотъ похожъ на Уэппинъ, вы невольно предаетесь романическимъ мечтамъ; безмолвные часовые такъ благородно выступаютъ при лунномъ свтъ, и даже вопросъ Санди: «кто идетъ?» звучитъ въ ушахъ вашихъ какъ-то гармонически.

«Все хорошо!» «All's Well!» — это восклицаніе, распваемое часовыми, весьма пріятно для слушателя. Оно внушаетъ ему благородныя и поэтическія мысли о долг, мужеств и опасности. Но когда горланятъ одно и тоже всю ночь на пролетъ, да въ добавокъ еще постукиваютъ ружьями, признаюсь, прелесть этого крика исчезаетъ совершенно, и онъ становится столько же непріятенъ для слушателя, какъ и для голоногаго Шотландца, который кричитъ, безъ сомннія, нехотя. Хорошо читать описаніе войны въ роман Валтера Скотта, гд раздаются воинственные крики рыцарей, не лишая васъ благодатнаго покоя. Впрочемъ, люди, несогласные съ моимъ образомъ мыслей, проведутъ время очень пріятно и въ Гибралтар, не смотря на то, что здсь всю ночь маршируютъ по улицамъ солдаты, идя на караулъ, или возвращаясь съ караула. Не только на одномъ коммерческомъ сквер, но по всему высокому утесу, по извилинамъ таинственныхъ зигзаговъ, вокругъ темныхъ пирамидъ, сложенныхъ изъ бомбъ и ядеръ, вдоль широкихъ галерей, изсченныхъ въ скал, словомъ, отъ уровня воды до самой верхушки зданія, гд разввается флагъ и откуда часовой можетъ видть два моря, повсюду расхаживаютъ солдаты, бряцая ружьями и покрикивая «All's Well!».

Этимъ воинственнымъ шумомъ насладились мы вдоволь, лежа въ троемъ на желзныхъ кроватяхъ, въ старой комнат, окна которой выходили на скверъ. Нельзя было выбрать лучшаго мста для наблюденій за характеромъ гарнизона въ ночное время. Около полуночи, въ дверь къ намъ толкнулась партія молодыхъ офицеровъ, которые, клюкнувши порядкомъ, хотли конечно выпить еще немножко. Когда мы показались въ открытыхъ окнахъ, одинъ изъ нихъ, молодымъ, пьянымъ голосомъ спросилъ насъ о здоровы нашихъ матушекъ и поплелся прочь, покачиваясь изъ стороны въ сторону. Какъ очарователенъ разговоръ подгулявшей молодости! Не знаю, исправны ли будутъ эти молодчики на караул; но еслибъ вздумалось пройдтись по городу въ такой поздній часъ студенту, его непремнно посадили бы на гауптвахту и поутру представили бы къ губернатору. Въ кофейной слышалъ я, что сэръ Робертъ Вильсонъ засыпаетъ не иначе, какъ положивъ подъ подушку ключи Гибралтара. Это обстоятельство рзко дополняетъ понятіе о спящей крпости. Представьте носъ и колпакъ Вильсона, высунутые изъ-подъ одяла, и огромный ключъ, выглядывающій изъ-подъ подушки.

Я говорю преимущественно о трактирахъ и колпакахъ, потому что эти предметы боле извстны мн, нежели исторія и фортификація. На сколько понимаю я первую, Гибралтаръ представляется мн большимъ складочнымъ мстомъ контробанды, назначенной для тайнаго провоза въ Испанію и Португалію. Ею наполнены вс корабля, стоящіе на якор въ гавани; вс эти смуглые Испанцы, разгуливающіе въ плащахъ и съ сигарами во рту, вс почтенные купцы города, вс они безъ исключенія контробандисты. На другой день по прибытіи нашемъ въ Гибралтаръ, одинъ испанскій корабль, преслдуя контробанду, не остановился въ пылу погони на опредленной черт и былъ за это пробитъ насквозь ядрами крпости. Въ этомъ маленькомъ уголк своихъ владній, Англія объявляетъ войну таможнямъ и покровительствуетъ свободной торговл. Можетъ быть, со временемъ сдлается она для всего міра тмъ же, чмъ сталъ теперь Гибралтаръ для Испаніи, и послдняя война, въ которой примемъ мы энергическое участіе, будетъ войной таможенною. Когда Европа перержется желзными дорогами и уничтожатся въ ней пошлины, за что-же останется воевать въ то время? Иностранные министры и посланники будутъ наслаждаться тогда полнымъ спокойствіемъ; армія обратится въ мирныхъ констэблей, не имющихъ надобности въ штыкахъ; бомбы и осьмидесяти-четырехъ фунтовыя орудія исчезнутъ изъ Алямеды; на тхъ мстахъ, гд сложены въ ней ядра, явятся другіе, пріятнйшіе для глазъ предметы; огромный ключъ Гибралтара не будетъ выниматься по ночамъ изъ воротъ крпости; всякому представится полная свобода вертть его въ об стороны, и сэръ Робертъ Вильсонъ заснетъ покойно.