Первый и единственный графъ Рингудъ покорился участи, которой должны подвергаться и пэры и простолюдины. Спша въ свои великолпный Уипгэмскій замокъ, гд онъ располагалъ угощать знатныхъ гостей на Рождество, его сіятельство оставилъ Лондонъ только-что оправившись отъ подагры, которая мучила его уже нсколько лтъ. Должно быть болзнь вдругъ бросилась въ желудокъ. Въ Тёррейс-Регун, за тридцать миль отъ своего великолпнаго жилища, гд онъ привыкъ останавливаться, чтобы пообдать, онъ уже страдалъ ужасно, на что окружающіе его не обратили такого вниманія, какое должно было бы возбудить его положеніе, потому-что, страдая этою мучительной болзнью, онъ громко кричалъ и слова его и обращеніе были чрезвычайно запальчивы. Онъ сердито отказалъ послать за докторомъ въ Тёррейс и непремнно хотлъ продолжать путь. Онъ принадлежалъ въ людямъ старой школи, которые не хотятъ здить по желзной дорог (хотя его состояніе значительно увеличилось, когда черезъ его владнія была проложена желзная дорога); и его собственныя лошади всегда встрчали его въ Попперской таверн, въ ничтожной деревушк, за семнадцать миль отъ его великолпнаго парка. Пріхавъ въ эту таверну, онъ не сдлалъ никакого знака, не сказалъ ни одного слова, такъ что слуги его серьёзно испугались. Когда засвтили фонари у экипажа и заглянули въ его карету, этотъ владлецъ тысячи десятинъ и, по слухамъ, огромнаго богатства, былъ мёртвъ. Путешествіе онъ Тёррея было послднею станціей продолжительной, счастливой, если не знаменитой, то по-крайней-мр замчательной и великолпной карьеры.

«Покойный Джонъ Джорджъ графъ и баронъ Рингудъ и виконтъ Синкбарзъ вступилъ въ публичную жизнь въ опасный періодъ, передъ французской революціей, и началъ свою карьеру какъ другъ и товарищъ принца Уэлльскаго. Когда его королевское высочество оставилъ партію виговъ, лордъ Рингудъ также присоединился къ партіямь и графство было наградою за его врность. Но когда лордъ Стейнъ былъ сдланъ маркизомъ, лордъ Рингудъ поссорился съ своимъ королевскимъ покровителемъ и другомъ, считая, что услуги его несправедливо оскорблены, потому-что такое же званіе не было даровано ему. Въ разныхъ случаяхъ онъ подавалъ голосъ за виговъ. Онъ никогда не примирялся съ покойнымъ королёмъ Георгомъ IV, съ которымъ онъ имлъ привычку говорить съ характеристическою рзкостью. Приближеніе биля о реформ, однако, окончательно привлекло этого вельможу на сторону торіевъ, и онъ оставался съ-тхъ-поръ если не краснорчивымъ, то по-крайней-мр ревностнымъ ихъ защитникомъ. Говорятъ, что онъ былъ щедрымъ помщикомъ, если его арендаторы не шли наперекоръ его видамъ. Его единственный сынъ умеръ рано, и его сіятельство, если врить молв, находился въ дурныхъ отношеніяхъ съ своимъ родственникомъ и наслдникомъ, сэромъ Джономъ Рингудомъ Эппльшо, баронетомъ, теперь барономъ Рингудомъ. Баронство существуетъ въ этой древней фамиліи со времёнъ царствованія Георга I, когда сэру Джону Рингуду было пожаловано дворянство, а сэръ Фрэнсисъ, его братъ, былъ сдланъ баронетомъ первымъ изъ нашихъ ганноверскихъ государей».

Эту статью мы съ женою прочли утромъ наканун Рождества, между тмъ какъ наши дти украшали лампы и зеркала остролистникомъ для предстоявшаго торжества. Я наскоро отправилъ къ Филиппу наканун записку съ этимъ извстіемъ. Судьба его очень насъ тревожила теперь, когда, черезъ нсколько дней, она должна была ршиться. Опять мои дла, или моё любопытство, привели меня къ мистеру Брадгэту, стряпчему. Разумется, онъ зналъ всё. Онъ былъ не прочь поговорить объ этомъ. Смерть его кліента отчасти развязала языкъ стряпчаго, и я долженъ сказать, что Брадгэтъ весьма нелестно отзывался о своёмъ благородномъ покойномъ кліент. Грубости покойнаго графа тяжело было сносить. Въ послднее ихъ свиданіе его ругательство и дерзкое обращеніе были особенно противны. Онъ разругалъ всхъ своихъ родныхъ; онъ говорилъ, что его наслдникъ лицемръ, методистъ и притворщикъ. Есть у него родственникъ (котораго Брадгэтъ не хотлъ назвать) хитрый, низкій плутъ и паразитъ, вчно ползавшій передъ нимъ и съ нетерпніемъ желавшій его смерти. А другой его родственникъ, безстыдный сынъ мошенника доктора, оскорбилъ его за два часа передъ тмъ въ его собственномъ дом — нищій, а хочетъ распространять потомство для рабочаго дома, потому-что посл его сегодняшняго поведенія, онъ скоре очутится на дн Ахерова чмъ онъ, лордъ Рингудъ, дастъ этому негодяю хоть одинъ пенни изъ своихъ денегъ.

— И его сіятельство веллъ мн прислать въ нему обратно его завщаніе, прибавилъ мистеръ Брадгэтъ. — И онъ уничтожилъ это завщаніе прежде чмъ ухалъ; это онъ уже не первое сожигалъ. И я могу вамъ сказать теперь, когда всё кончено, что въ этомъ завщаніи онъ отказывалъ внуку своего брата порядочную сумму денегъ, которую нашъ бдный другъ получилъ бы, еслибы не быль у милорда въ этотъ несчастный припадокъ подагры.

А, mea culpa! mea culpa! А кто послалъ Филиппа къ его родственнику въ этотъ несчастный припадокъ подагры? Кто былъ умёнъ такъ свтски, такъ по-туисденовски, чтобы совтовать Филиппу лесть и покорность? Если бы не этотъ совтъ, онъ былъ бы теперь богатъ; онъ могъ бы жениться на своей возлюбленной. Я чуть-было не подавился вашей рождественской индйкой, когда лъ её. Свчи горли тускло, а поцалуи и смхъ дтей нагоняли на меня меланхолію. Еслибы не мой совтъ, какъ могъ бы быть счастливъ мой другъ! Я искалъ отвта въ честныхъ личикахъ моихъ дтей. Что они сказали бы, еслибы знали, что отецъ ихъ совтовалъ своему другу ползать и кланяться и унижаться передъ богатымъ, злымъ старикомъ? Я сидлъ безмолвно, какъ на похоронахъ; смхъ моихъ малютокъ терзалъ меня какъ бы угрызеніемъ. Съ перьями, съ факелами, съ парадной свитой хоронили лорда Рингуда, который сдлалъ бы Филиппа богатымъ, еслибы не я.

Вся оставшаяся еще надежда скоро рушилась. Въ Уипгэм было найдено завщаніе, написанное годъ назадъ, въ которомъ не упоминалось о бдномъ Филипп Фирмин. Самая маленькая сумма — постыдно-ничтожная, какъ говорилъ Туисденъ — была оставлена Туисденамъ вмст съ портретомъ во весь ростъ графа въ парадномъ костюм, и этотъ портретъ, я полагаю, мало принёсъ удовольствія родственникамъ покойнаго, потому-что пересылка этого большого портрета изъ Уипгэма стоила такъ дорого, что Тальботъ заплатилъ съ гримасами. Еслибы портретъ сопровождался тридцатью, сорока или пятидесятью тысячами — почему онъ не оставилъ имъ пятьдесятъ тысячъ? — какъ различна была бы тогда горесть Тальбота! Когда онъ считалъ обды, которые онъ давалъ для лорда Рингуда — а они вс были записаны у него въ дневник — Туисденъ нашолъ, что онъ истратилъ боле на милорда, чмъ тотъ отказалъ ему въ завщаніи. Но всё семейство надло трауръ, даже кучеръ и лакей Туисдена облеклись въ траурную ливрею въ честь знаменитаго покойника. Не каждый день человкъ иметъ возможность публично оплакивать потерю сіятельнаго родственника.

А какъ бдный Филиппъ перенёсъ своё обманутое ожиданіе? Онъ, должно быть, чувствовалъ его, потому-что мы сами поощряли его въ надежд, что ддъ сдлаетъ что-нибудь для облегченія его нужды. Филиппъ надлъ крепъ на шляпу и отказался отъ всякихъ другихъ наружныхъ признаковъ печали. Если бы старикъ оставилъ ему денегъ, это было бы хорошо. Такъ какъ онъ не оставилъ — дымъ сигары кончаетъ фразу, и нашъ философъ перестаётъ думать о своемъ разочарованіи. Разв Филиппъ бдный не былъ такъ же независимъ, какъ и Филиппъ богатый? Борьба съ бдностью здорова въ двадцать-пять лтъ. Мускулы молодые укрпляются борьбою. Это для пожилыхъ, ослабвшихъ отъ разстроеннаго здоровья или, можетъ быть, отъ продолжительнаго счастья, битва тяжела.

Широкая спина Фирмина могла снести тяжолую ношу, и онъ съ радостью бралъ всякую работу, попадавшуюся ему. Фипзу, сотруднику «Daily Inteliigencer», нуженъ былъ помощникъ: Филиппъ съ радостью продалъ четыре часа въ день мистеру Фипзу, переводилъ изъ французскихъ и нмецкихъ газетъ, заходилъ иногда въ Палату Депутатовъ и сообщалъ о какомъ-нибудь важномъ засданіи. Онъ положительно началъ откладывать деньги. Онъ носилъ ужасно поношеное платье, потому-что Шарлотта не могла ходить къ нему на квартиру и чинить его лохмотья, какъ длала это Сестрица; но когда мистриссъ Бэйнисъ бранила его за это — и дйствительно должно было быть досадно иногда видть, какъ этотъ человкъ въ старомъ плать расхаживаетъ въ комнатахъ баронессы С*, говоритъ громко, противорчитъ и предписываетъ законы — Шарлотта защищала своего оскорбляемаго Филиппа.

— Вы знаете почему мосьё Филиппъ носитъ такое поношеное платье? спросила она мадамъ С*: — потому что онъ посылаетъ деньги своему отцу въ Америку.

А баронесса сказала, что мосьё Филиппъ былъ прекрасный молодой человкъ; а что онъ можетъ одваться какъ ирокезецъ на ея вечеръ, онъ всё-таки будетъ принятъ хорошо. А мистриссъ Бэйнисъ была груба къ Филиппу въ глаза и насмхалась надъ нимъ въ отсутствіе. И Филиппъ дрожалъ передъ мистриссъ Бэйнисъ и принималъ ея пощочины съ большою кротостью, потому-что его Шарлотта была аманатомъ въ рукахъ своей матери, и разв генеральша Бэйнисъ не могла заставить страдать это бдное, маленькое существо?