— Это неправда, мама, это неправда! кричала двушка, тотчасъ взбунтовавшись.

Но это скоро кончилось слезами, её совершенно уничтожила мысль о своёмъ несчастьи. Къ ней привели отца, котораго заставили поврить нкоторымъ выдумкамъ про Филиппа, и ими приказала ему убдить дочь. Бэйнисъ повиновался приказанію, но его разстроили и огорчили горесть и страданія дочери. Онъ началъ-было убждать её, но у него не достало духа. Онъ ретировался и сталъ позади жены. Она никогда не поддавалась слабости и слова ея сдлались еще язвительне оттого, что союзникъ ей измнилъ. Филиппъ былъ пьяница, Филиппъ былъ мотъ, Филиппъ жилъ въ развратномъ обществ — она знала это наврно. Разв мать не должна была заботиться о счастьи своей дочери?

— Не-уже-ли ты полагаешь, что твоя мать сдлаетъ что-нибудь противъ твоего счастья? слабо вмшался генералъ.

— Не-уше-ли ты думаешь, что если бы онъ не былъ пьянъ, онъ ршился бы сдлать такое ужасное оскорбленіе на бал у посланника? И не-уже-ли ли предполагаешь, что я выдамъ мою дочь за пьяницу и нищаго? Твоя неблагодарность, Шарлотта, ужасна! вскричала мать.

А бдный Филиппъ, обвиненный въ пьянств, обдалъ за семнадцать су съ бутылкой пива и надялся поужинать въ этотъ вечеръ вмст съ своей Шарлоттой; и вмсто того, пока двушка лежала на постели и рыдала, мать стояла надъ нею и бичевала её. Для генерала Бэйниса — добраго, прекраснаго человка — должно быть было тяжело смотрть на эту пытку. Онъ не могъ ничего сть за обдомъ, хотя занялъ своё мсто за столомъ при звук унылаго звонка. Баронесса тоже не сидла за столомъ, и вы знаете, что мсто бдной Шарлотты тоже было пусто. Отецъ ея пошолъ наверхъ, остановился у дверей ея комнаты и прислушался; онъ услыхалъ говоръ и голосъ баронессы и закричалъ:

— Qui est lа?

Онъ вошолъ. Баронесса сидла на постели, голова Шарлотты лежала на ея колнахъ. Густыя каштановыя косы падали на блую кофточку двушки, и она лежала почти неподвижно, тихо рыдая.

— А! это вы генералъ, сказала баронесса. — Хорошее дло сдлали вы!

— Мама спрашиваетъ не хочешь ли ты скушать чего-нибудь Шарлотта? пролепеталъ старикъ.

— Лучше оставьте её въ поко! сказала баронесса своимъ густымъ голосомъ.

Отецъ удалился. Когда баронесса пошла за чашкой чая, для своего друга, она встртила старика, который спросилъ её дрожащимъ голосомъ:

— Лучше ли ей?

Баронесса пожала плечами и взглянула на ветерана съ величественнымъ презрніемъ.

— Vous n'^etes qu'un poltron, g'en'eral! сказала она и прошла внизъ.

Бэйнисъ былъ убитъ. Онъ ужасно страдалъ; онъ совсмъ обезсиллъ и слёзы струились по его старымъ щекамъ. Жена его не выходила изъ-за стола пока продолжался обдъ; потомъ она читала газету. Дтямъ не велла шумть, потому что у сестры ихъ болла голова; но потомъ сама опровергнула свои слова, попросивъ миссъ Больдеро играть въ четыре руки.

Желалъ бы я знать, ходилъ ли Филиппъ взадъ и вперёдъ передъ домомъ эту ночь? Ахъ! печальна была эта ночь для всхъ ихъ: горе и жестокое чувство стыда бились подъ бумажнымъ колпакомъ Бэйниса, и я надюсь, что не было спокойствія подъ старымъ ночнымъ чепчикомъ мистриссъ Бэйнисъ. Баронесса С* провела большую часть ночи на кресл въ: комнат Шарлотты, гд бдная двушка слышала всю ночь бой часовъ и не нашла успокоенія въ уныломъ разсвт.

Что заставало бдную Шарлотту въ печальное, дождливое утро броситься на шею къ баронесс и закричать: «Ah que je vous aime! ah que vous ^etes bonne, madame! и улыбнуться почти весело сквозь слёзы? Во-первыхъ, баронесса, подошла къ тоалету Шарлотты и взяла ножницы, потомъ отрзала прядку каштановыхъ волосъ молодой двушки, и поцаловала ея красные глаза и положила ея блдныя щоки на изголовье и старательно прикрыла её и велла съ разными нжнми словами постараться заснуть.

— Если вы будете послушны и заснёте, онъ получитъ это черезъ полчаса, сказала баронесса. — Я пойду внизъ и велю Франсоаз сдлать для васъ чай, чтобы былъ готовъ, когда вы позвоните.

Общаніе баронессы утшило несчастную Шарлотту. Съ горячими молитвами о Филипп и съ утшительною мыслью, что вотъ она теперь уже на половин дороги, вотъ теперь она съ нимъ вотъ теперь онъ знаетъ, что „я никогда, никогда не буду любить никого, кром его“, она заснула наконецъ на своёмъ омочонномъ слезами изголовьи, улыбалась во сн и наврно видла во сн Филиппа, когда стукъ упавшей мебели разбудилъ ее и она проснулась и увидала свою угрюмую, старую мать въ бломъ ночномъ чепчик и въ блой блуз, стоящую возл нея.

Нужды нтъ: „она видла его теперь; она сказала ему“ было первой мыслью двушки, когда она раскрыла глаза. „Онъ знаетъ, что я никогда, никогда не буду думать ни о комъ, кром его“. Ей показалось будто она въ комнат Филиппа и сама говоритъ съ нимъ, нашоптывая обты, которые ея любящія губы шептали много, много разъ своему возлюбленному. Теперь онъ зналъ, что она никогда ихъ не нарушитъ; она утшилась и чувствовала въ себ боле мужества.

— Ты немножко заснула, Шарлотта? спросила мистриссъ Бэйнисъ.

— Да, я спала, мама.

Говоря это, она почувствовала подъ своимъ изголовьемъ маленькій медальонъ — съ чмъ? Наврно съ волосами Филиппа.

— Надюсь, что ты теперь не въ такомъ зломъ расположеніи духа, какъ вчера, продолжала старуха.

— Разв любить Филиппа значитъ быть злою? Если такъ, то я еще зла, мама! вскричала дочь, привставъ на постели.

И она сжала въ рук волосы, спрятанные подъ ея изголовьемъ.

— Какіе пустяки, дитя! Вотъ чему ты выучилась изъ своихъ глупыхъ романовъ. Говорю теб, изъ не думаетъ о теб. Онъ втреный, развратный, кутила!