— Гмъ… Это явленіе обыденное въ начал сна… Вдь случилось это вскор посл того, какъ вы легли?

— Да. Но когда я легъ, я еще читалъ съ полчаса… Потомъ почувствовалъ утомленіе и отложилъ книгу…

— Все-таки въ начал сна. Такъ это и бываетъ. Кошмары всегда въ начал сна… Когда человкъ погружается въ боле глубокій сонъ, кошмары не бываютъ. Вы знакомы съ книгой Мори «Сонъ и сновиднія»?

— Нтъ.

— Ну, я вамъ дамъ прочесть. У меня есть русскій переводъ. Но дамъ тогда, когда нервы ваши хорошенько окрпнутъ. Теперь вамъ надо читать только что-нибудь легкое… У васъ библіотека есть посл бабушки. Посмотрите, не найдется-ли тамъ Диккенса. Вотъ и читайте. Диккенса, Теккерея… Да главное, о предкахъ-то своихъ не думайте, и на портреты ихъ не смотрите, и не разговаривайте объ нихъ. Вы не ходили посл случая, бывшаго при мн, въ портретную комнату?

— Ходилъ, — отвчалъ виновато Сухумовъ и даже опустилъ глаза.

— Зачмъ-же вы это длали? Вдь я-же просилъ васъ не ходить туда.

— Я, докторъ, хотлъ пріучить свои нервы. Вдь я ршительно не врю въ какія-либо виднія. И передъ портретами… это было утромъ… мн на этотъ разъ ршительно ничего не показалось. А вотъ ночью…

— Не слдовало ходить. Ай-ай-ай! Вы словно ребенокъ! — покачалъ головой докторъ и прибавилъ:- Дайте мн слово, что вы не будете ходить въ портретную. Хорошо? Ну, вотъ и отлично… И не разговаривайте объ этихъ предметахъ.

Сухумовъ покаялся ему и о своихъ разговорахъ о привидніяхъ съ священникомъ Тиховздоховымъ и съ управляющимъ.

— Еще того лучше!.. Зачмъ-же вы это?.. — укоризненно спросилъ докторъ.

— Да вдь отецъ Рафаилъ началъ разсказывать о какомъ-то клад, зарытомъ у насъ въ парк, а потомъ мн захотлось проврить эту легенду у управляющаго… — оправдывался Сухумовъ. — Но вдь я ничему этому не врю… И въ дтств-то никогда не врилъ въ привиднія.

— Да тутъ можно и не врить, но если нервы такъ глупо возбуждены, то и получился откликъ. Вдь вамъ все-таки жутко было, когда вы слушали эти разсказы? — спросилъ докторъ.

Сухумовъ сознался, что почувствовалъ такое ощущеніе, что долженъ былъ принять ландышей съ валерьяной.

— Ахъ, напрасно! — досадливо проговорилъ докторъ. — Нтъ, ужъ вы пожалуйста вс медикаменты оставьте. На этомъ я основываю мое лченіе. А васъ трудно лчить… Трудно оттого, что вы одиноки и въ одиночеств думаете о своей болзни. Будь у васъ семья, она отвлекала-бы васъ отъ этихъ мыслей. Жениться вамъ надо. Поправитесь немного, такъ ищите себ жену. А женитесь — живите въ деревн.

Докторъ улыбнулся.

— Да разв я могу поправиться! — сказалъ Сухумовъ, горько улыбнувшись, и отрицательно покачалъ головой.

— Такъ поправитесь, что въ лучшемъ вид. Но дайте только срокъ. Вдругъ нельзя. Все длается постепенно.

Сухумовъ махнулъ рукой и сказалъ:

— Пойдемте, докторъ обдать. Сегодня я веллъ въ столовой столъ накрыть.

— Да разв вы не обдали? — спросилъ докторъ удивленно. — Вдь ужъ скоро пять.

— Васъ ждалъ.

— Напрасно. А я подзакусилъ по дорог у одного пріятеля. Ребятишки у него хвораютъ, такъ зазжалъ. Ну, да я помъ и съ вами чего-нибудь за компанію. Пойдемте. А что вы не врите въ возможность вашего исцленія, мн даже обидно. Вдь вы дали слово, что будете врить въ искусство и знаніе безвстнаго земскаго врача Нектарія Кладбищенскаго.

Они перешли въ столовую, освщенную уже большой лампой, свсившейся съ потолка и двумя канделябрами въ нсколько свчей. Между канделябрами стояли два горшка съ миртами. Столъ былъ сервированъ отлично. Много хрусталя, серебро. Стоялъ квасъ въ серебряной кружк.

— Фу, какой у васъ парадъ сегодня! Огней-то сколько! — воскликнулъ докторъ.

— Гораздо лучше себя чувствую при яркомъ освщеніи, — отвчалъ Сухумовъ. — Мн какъ-то становится жутко въ темнот. Вы знаете, докторъ, я даже началъ спать при зажженной ламп. Всю ночь лампа горитъ.

— Симптомъ разстройства нервовъ… Расшатаны они у васъ, сильно расшатаны. Ну, да деревня и воздухъ поправятъ ихъ. Главное, воздухъ… Воздухъ и да… Но влеченіе къ послдней — результатъ воздуха. Какъ можно больше будьте на воздух. На ночь провтривайте комнату. А весной я вамъ посовтую спать даже при открытой фортк. Тепле укрыться и спать, — говорилъ докторъ, усаживаясь за столъ.

— Ну, весна еще далеко! Да и доживу-ль еще до нея! — перебилъ его Сухумовъ.

— Вс подъ Богомъ ходимъ. Но болзнь ваша хоть и упорная, но поправимая, врьте мн. Къ весн я васъ надюсь увидть поправившимся.

— Я врю вамъ, докторъ. Но неужели я долженъ остаться здсь до весны?..

— А то какъ-же? Удете — опять захирете въ Петербург. Деревня, деревня… И даже лто должны остаться въ деревн, чтобъ запастись силами. Одно, что будетъ тормазить ваше выздоровленіе — это одиночество. Живи вы въ семь, гд вамъ мшали-бы подолгу быть одному и сосредоточиваться въ самомъ себ, поправка здоровья шла куда-бы быстре. Вотъ вы теперь познакомились съ здшнимъ священникомъ… Ходите къ нему. Милости просимъ ко мн. Я хоть часто въ разъздахъ, но моя баба всегда дома. Ну, съ учителемъ познакомьтесь. Помщики здсь есть… — совтовалъ докторъ. — Знакомьтесь, знакомьтесь, бывайте у нихъ, къ себ зовите.