— Дйствительно, это надо начать длать, если придется остаться на всю зиму, — произнесъ въ раздумь Сухумовъ. — Но вотъ хворь-то моя… Къ тому-же она осложнилась этими… какъ ихъ назвать? видніями, что ли?

— Хворь пройдетъ, а не будете одиночествовать и виднія ваши исчезнутъ. Это все продуктъ одиночества. Мой совтъ: хоть и трудновато — все-таки знакомьтесь и здите по гостямъ. А главное — не унывайте, бодритесь.

Сухумовъ положилъ ложку въ недоденную тарелку супа и грустно продолжалъ:

— Да вдь приходятъ такія мысли, что ужъ столько лчился, лчился у врачей, разныхъ оттнковъ…

— Лчились, да, но не деревней, дой и покоемъ. А что для васъ деревня сдлаетъ — вы увидите. Какіе разслабленные здшніе крестьяне, занимающіеся отхожимъ промысломъ, прізжаютъ сюда посл ломки на фабрикахъ и заводахъ. Прізжаютъ умирать. Такъ и говорятъ, что лчились, лчились по больницамъ въ Петербург или Москв и пріхали умирать на родину. Прідетъ — и здсь ужъ не лчится, и къ доктору не ходитъ, а только на печи лежитъ и охаетъ. А проживетъ здсь мсяцъ, другой — смотришь — и отлежался.

— Я слышалъ объ этомъ… Мн говорили… — произнесъ Сухумовъ.

— Ну, такъ вотъ вамъ и примры… Прежде всего отчаянія не надо. А вры, вры побольше.

Докторъ хоть и говорилъ, что онъ гд-то ужъ «подзакусилъ», но лъ за двоихъ. Докторъ полъ рыбы, положилъ вилку на тарелку и сказалъ полушутя, полусерьезно:

— А самое лучшее для васъ, если-бы вы, по осмотрвшись здсь хорошенько, женились.

— Докторъ, что вы! Да вдь я передамъ мою неврастенію потомству! Разв можно такъ говорить…

— Это еще вопросъ. Возьмете вполн здоровую двушку, такъ этого и не случится.

— Да и на комъ здсь жениться? Ха-ха… Жениться… Полноте, полноте… Но, конечно, вы шутите… Принимаю это за шутку, — проговорилъ Сухумовъ.

— Да я не говорю, чтобъ сейчасъ… А когда обживетесь у насъ… А что до того, что на комъ — такъ ищите — й обрящете.

И докторъ весело кивнулъ Сухумову.

Посл обда докторъ сказалъ Сухумову:

— Если вы меня пріютите, то я сегодня остался-бы у васъ переночевать.

— Съ удовольствіемъ! — воскликнулъ Сухумовъ и весь просіялъ.

Онъ боялся, что съ нимъ опять случится кошмаръ и вновь явятся въ сновидніяхъ предки, но почему-то считалъ, что если при немъ будетъ врачъ, сновидній этихъ не будетъ.

— Ну, такъ я останусь. хать сегодня — началась метель, впотьмахъ блуждать будешь. Да, кром того, хотлось-бы мн на васъ ночью передъ сномъ поглядть, пульсикъ вашъ пощупать, температуру смрить, — продолжалъ докторъ. — А завтра утречкомъ, пораньше, я и ухалъ-бы. Ну, а теперь посл обда легонькую всхрапочку… Вамъ по предписанію, а мн по обычаю. Позволите на кушеточк?

— Пожалуйста, докторъ, пожалуйста.

И хозяинъ, и докторъ, покуривая папиросы, улеглись — одинъ на кушетк, другой на кровати.

— Вотъ отчего я стремлюсь въ Петербургъ сейчасъ хоть-бы и посл неполнаго выздоровленія? — началъ Сухумовъ, уже лежа. — Меня начало угнетать то обстоятельство, что я до сихъ поръ жилъ, бездльничая, тогда какъ мои предки вс что-нибудь да длали. Такъ вотъ, чтобы какимъ-нибудь дломъ заняться, служить, что-ли. Хотя. я когда-то и числился на служб въ министерств, но… гмъ… разв это была служба! Мн теперь смшно даже. Я зазжалъ въ департаментъ не каждую недлю и даже не имлъ тамъ своего стола, уголка на стол не имлъ. Да мн ничего и не поручали. А теперь мн по поводу всего этого даже стыдно длается. И знаете, кто натолкнулъ меня на этотъ стыдъ? Я вамъ признаюсь откровенно. Знаете кто? — еще разъ спросилъ Сухумовъ, опершись на кровати на локоть и пристально смотря на доктора. — Портреты моихъ предковъ. Да, они. Даже сами предки… Являясь мн въ сновидніяхъ, они упрекали меня въ моемъ шалопайничеств и какъ-бы поддразнивали меня, что они въ свое время хоть что-нибудь сдлали, а я, выродокъ Сухумовыхъ, — ничего. Прямо поддразнивали — и это были мои кошмары. Вы не врите этому?

Докторъ слушалъ, попыхивая дымкомъ папиросы и спокойно произнесъ:

— Не волнуйтесь, не волнуйтесь… Да и вообще старайтесь не говорить о нихъ передъ сномъ. Бросьте…

— Я кончилъ… И вотъ я ршилъ заняться дломъ, какъ только немного поправлюсь, поступить въ Петербург на службу, служить настоящимъ манеромъ, насколько будетъ хватать силъ, приноситъ хоть какую-нибудь пользу, хоть маленькую… И даже такъ, что если опять сильно расхвораюсь, то умереть все-таки на служб, занимая мсто.

— Стремленіе приносить своей работой носильную пользу — цль очень похвальная, — началъ докторъ, нсколько помолчавъ. — Но отчего вы думаете, что вы только въ Петербург принесете пользу? Можно и живя въ деревн длать дло и приносить пользу, особливо вамъ, крупному помщику. Да еще какую пользу-то! И будутъ у васъ и волки сыты, и овцы цлы. И здоровье свое сохраните, и людямъ пользу принесете, людямъ обездоленнымъ, крестьянамъ. А петербургскую канцелярщину я и за пользу не считаю.

— Я знаю про что вы говорите! Догадываюсь, — кивнулъ доктору Сухумовъ. — Вы про земство… Это, конечно, мысль, но вдь я не имю никакого понятія о порядкахъ деревни. Я совсмъ не знаю деревни… Я здсь дикарь…

— Можно научиться. Это не трудно… проживете зиму, проживете лто… Я къ вашимъ услугамъ… Могу быть хорошимъ менторомъ, указчикомъ и толкователемъ…

— Кром того, нужно быть выбраннымъ…

— А земскіе выборы у насъ, какъ разъ, ныншней осенью… Будутъ выбирать и земскихъ гласныхъ, и предсдателя, и членовъ управы.