— Почему? — растерянно молвила Пенелопа, обращаясь к своей любимице. — Дуняша, ответь, почему?

Евдокия потупилась и не нашла в себе сил признаться вторично, что виною тому маньяк.

Зато в Лагутине сконцентрировался переизбыток всех сил. С этими силами он начал вопить:

— По ночам она ищет маньяка! Вот до чего докатилась моя жена!

Пенелопа остолбенела:

— Дуняшенька, это все правда?

Евдокия, поникнув, промямлила:

— Да.

— А я в командировку на этой неделе собрался! — продолжал бушевать и убиваться Лагутин. — А у меня дел по горло! Но теперь выясняется, что работать нельзя! Я должен жену свою сторожить! В доме настоящий бардак и не спасает прислуга!

Обессилев, он присел на диван, вытер пот и спросил:

— Скажите, милые дамы, как теперь должен я поступить? Уж и не знаю я что мне и делать!

В голосе его было так много растерянности и обреченности, что Евдокия Лагутина пожалела, но выразить чувства свои не решилась.

А Пенелопа равнодушно пожала плечами.

— Да и езжайте себе с богом, благодетель вы наш, а за Дуняшей я присмотрю, — спокойно сказала она, чем вызвала вторую волну скандала.

— Ты уже присмотрела, дура кривая! — снова взбесился Лагутин и, подскочив с дивана, яростно затопал ногами и завопил: — Я вас обеих! Я вам обеи! Одна — дура молодая! Другая — дура кривая!

Запала надолго не хватило — он рухнул опять на диван и, вытирая пот, устало сказал:

— Командировку нельзя отменить, придется брать хулиганку с собой.

На оскорбления Пенелопа совсем не обиделась, только спросила:

— И не стыдно вам при ребенке меня обзывать?

Ребенок, то бишь, Евдокия, несправедливости не потерпела.

— Знаешь, что, Ленечка! — закричала она. — С тобой, с таким грубияном, я не поеду! Я здесь останусь! С моей Пенелопой! И вообще, бабуля была права!

В чем бабуля была права, Евдокия (по обыкновению) не сообщила, да и Лагутину было не до бабули — он сник и развел руками:

— Ну, дамы, пристыдили вы обе меня. Лишку хватил. Сгоряча. Искренне каюсь.

— Так-то лучше, — буркнула Пенелопа и исподлобья спросила: — Я вам еще нужна?

Потряхивая головой от смущения и недовольства собой, Лагутин коротко буркнул:

— Мне не нужна.

Евдокия же в отместку ему заявила:

— А мне ты всегда нужна!

— Ну тогда пойду приготовлю ужин, — растроганно улыбнувшись, молвила Пенелопа и проплыла мимо сердито глядящих друг на друга супругов.

Едва дверь за нею закрылась, Лагутин схватил жену за руку и утащил в свой кабинет.

— Даша, присядь, — попросил он, придвигая ей кресло, — нам нужно поговорить и очень серьезно. Дальше так продолжаться не может.

Евдокия с ним согласилась.

— Конечно не может, — падая в кресло и складывая худое тело в гармошку, сказала она. — Ты ругался хуже сапожника. Я едва не сгорела со стыда за тебя.

Лагутин смущенно крякнул:

— Да, нехорошо получилось, еще раз прощенья прошу, но прошу и то принять во внимание, что я долго терплю. Не диво, что и сорвался; достаточно накопилось. Даша, ты должна мне обещать…

— Что? — подпрыгнула Евдокия. — Если речь снова про пса, то знай: я с ним и уйду! Ты непостоянен: то разрешаешь, то запрещаешь! Подладиться я никак не могу и уже устала!

Лагутин пошел на попятную.

— Нет-нет, пса твоего я не выгоняю, но уж если ты с ним ночью бродишь, то ходя бы лапы ему потом мой, — попросил он и сам себе ужаснулся: — Черт возьми, что я тебе говорю? Совсем ты, Даша, меня заморочила! Я уже черт-те что жене разрешаю! Не смей по ночам гулять! Обещаешь?

Евдокия обещать не рискнула и вяло пробормотала:

— Да я всего один раз выходила, только лишь этой ночью.

— Даша! Не смей мне врать! — взвился опять Лагутин. — Или твой пес не пачкал диванов?

— Он же в садике моем вывозился, — с искренним изумлением воскликнула Евдокия. — Я в тот день никуда не ходила, я как убитая после укола спала.

Лагутин устало покачал головой и пожаловался:

— Даша, когда ты так бессовестно лжешь, у меня, честное слово, руки совсем опускаются. Тут уж не знаю что и сказать. И поверить никак не хочу, что жена моя лгунья.

Евдокия закричала с отчаянием:

— Но клянусь, я не выходила из дома тогда!

— А я с лупой облазил весь твой садик и нигде паганый пес не вредил, не разрыл ни одной он грядки. Ты гуляла с ним ночью, гуляла! И давай поставим точку на этом. Считай, что уже простил, но впредь обещай быть послушной. Обещаешь?

— Обещаю, — промямлила Евдокия, теряясь в догадках как могло случиться такое, что грядки не тронуты, а пес в грязи.

— И еще обещай, — попросил Лагутин, — даже больше, ты мне поклянись, что оставишь своих маньяков. Ночью ты будешь спать и только в своей постели, а я за это обещаю тебе оставить в покое пса. Вот тебе мое слово: чтобы пес ни сотворил, ругать его я не буду. Даша, ты на сделку согласна?