Совершенно! У всех у нас холодная голова, вы помните девиз. Для нас гораздо

важнее улики. А они в данном случае неопровержимы, я считаю. Так что давайте

станем выполнять каждый свою работу, еще раз прошу вас. И не дуйтесь на меня, ладно? – он подошел к Лобову и приобнял его, заглядывая в глаза.

– Все в порядке, Николай Владимирович, - слабо улыбнулся Лобов. – Вы правы, конечно, улики есть улики. А что с телефонным номером, помните, я просил вас

вчера узнать?

– Ах да, конечно, - спохватился Суровин. – Чуть не забыл. Записан у меня, - он

подошел к столу и протянул Лобову листок. – Только зря вы это, Всеволод

Никитич, улики-то против Кучина налицо…

– Я все-таки попробую, если вы не возражаете, провести дополнительное

расследование, пока вы будете допрашивать Кучина.

– Конечно, не возражаю. В экспертизах пока надобности нет, а заняты мы одним

делом, вот и занимайтесь, чем считаете нужным, пока дело не закроем. Думаю, два-три денечка у вас есть.

«Да, не больше, - подумал Лобов. – И за это время надо успеть доказать, что

Кучин не виноват. А значит – найти настоящего убийцу!»

– Спасибо, Николай Владимирович, - Лобов вышел от Суровина и взглянул на

листок. На нем был записан номер мобильного телефона некоего Константина

Сергеевича Онипко. И адрес в придачу.

Перекусив в буфете прокуратуры, Лобов набрал номер. Долго не отвечали, а слух

настойчиво атаковала агрессивная мелодия последнего шлягера группы

«Рамштайн». Наконец, щелкнуло соединение, и Лобов услышал осторожный,

будто напуганный голос:

36

– Да, слушаю. Кого вы хотели?

– По всей видимости, вас, молодой человек, если вы Константин Онипко.

– Ну, я Онипко, - настороженно ответили Лобов.

– Вот и прекрасно. Значит, вы мне и нужны.

– А кто вы, простите?

– Я из милиции, меня зовут Всеволод Никитич Лобов. Скажите, Константин, мы

не могли бы с вами встретиться?

– Для чего? – собеседник был явно взволнован.

– Вы, наверное, знаете, что вчера убили профессора Рябича. Ведь вы учитесь на

историческом факультете?

– Да, на историческом, но я ничего не знаю о гибели профессора, - тон собеседника

стал уже вовсе паническим.

– Успокойтесь, я и не думаю, что вы знаете что-то о его смерти. Просто мне бы

хотелось поговорить кое с кем из его студентов, составить более объемный портрет

профессора. С его коллегами по кафедре мы уже поговорили, было бы интересно

услышать и мнение студентов. Считайте, что очень меня обяжете, если

согласитесь на встречу. Или у вас сегодня занятия?

– У нас сейчас каникулы.

– Так, значит, вы дома?

– Да. Но вообще-то у меня много дел… Не знаю, как и быть-то… Я должен именно

сегодня закончить одну работу, очень срочную и отправить ее по электронной

почте… Может быть, завтра встретимся?

«Как бы тебя прижать-то?
– соображал Лобов. – Соображай же, моя соображалка!

Скорее!»

Он кашлянул и пошел ва-банк:

– Вы знаете, Константин, мои дела в общем-то тоже не терпят. Ценя ваше время, мог бы подъехать к вам домой. Отвлеку вас всего минут на пятнадцать.

– Вы знаете мой адрес? – в голосе Онипко сквозил откроенный ужас.

– Простите, работа у нас такая… Так как насчет встречи?

В трубке помолчали, потом Онипко выдохнул:

– Хорошо. Жду вас через час. Но только на пятнадцать минут.

– Спасибо, ни минутой больше, - и Лобов отсоединился.

Он посмотрел на часы – девять сорок.

«Теперь только бы успеть!»

37

Он быстро вышел во двор управления и сел за руль своей старенькой «мазды».

Хорошо, что ехать до дома Онипко было недолго. Лобов давил на «газ» и

молился, чтобы на Садовом кольце не было пробок. К счастью, в нужном ему

направлении заторов не оказалось, и скоро он остановил машину во дворе

обыкновенного панельного семнадцатиэтажного дома. Взглянул на часы. Девять

пятьдесят две. Вышел из салона и направился к ближайшему подъезду. Не тот.

Просчитал и предположил, что скорее всего, следующий. Так и есть. Должно быть, девятый этаж. Он вошел в подъезд и подошел к лифтовым кабинам. Их было две.

Грузовой лифт спускался вниз, а пассажирский отдыхал наверху, на семнадцатом.