стрелков на крыши. А уж по ним, ловко перебираясь с одной на другую, а где надо

– с обезьяньей ловкостью прыгая, северяне вполне могли выйти в тыл. Он сам бы на

их месте спрыгнул сзади и атаковал засаду со всех сторон, но темесский командир

не желал рисковать. Стрелки уютно расположились на крышах, они не выдали себя

ненужным шорохом, выждали, пока противник покажется посреди улицы. Если бы еще

чуть лучше прицелились, первые же два выстрела стали бы и последними.

Грохот выстрела и вскрик Амриты слились почти что воедино. Она падает, роняя

уже заряженный пистоль, падает на загаженную улицу покрывало жены, по плечам

женщины рассыпаются черные, как смоль, волосы. Жена пытается приподняться, но

снова вскрикивает и оседает в пыль. Из простреленной ноги толчками выбивается

кровь. Еще одна пуля взбивает фонтанчик пыли у его ног. "По ногам бьют, сволочи,

– зло подумал Пратап.
– Живыми взять хотят - наверное, уже придумали что-нибудь

этакое".

Его выстрел запаздывает лишь на миг, отдача бьет прикладом в плечо. Выстрелив

с крыши, темесец потрудился спрятать оружие - но темную тень Пратап все равно

уловил. С крытой пальмовыми листьями крыши шагах в тридцати от улицы скатывается

тяжелое тело, грузно валится на улицу, глухо звякает о землю кираса. Убит? Да

нет, вскочил, убегает. Если и ранен, не так уж серьезно. Второй мушкетер

выстрелил - и промазал совсем чуть-чуть, пуля ударила в стену рядом с головой

Амриты.

"Расстреляют нас тут, как мишень на плацу". Выстрелить по напарнику сбитого с

крыши из пистоля (авось долетит, не попадет, так хоть заставит затаиться),

схватить жену за руку, метнуться в какой-то грязный закуток между двумя стенами,

вонь от мусорной кучи кружит голову, но сейчас эта куча - спасение. Пули

взвизгивают, со смачными шлепками входя в стенку, взбивают фонтанчики пыли,

разбрасывают отбросы, еще больше усиливая вонь, дырявят саманные стены, но не

могут нащупать уголок, где затаились двое.

– Они нас не найдут?
– превозмогая боль в ноге, шепчет Амрита.

– Идти можешь?
– вопросом на вопрос отвечает муж, наскоро осматривая рану.

Он и сам понимает, что спросил глупость: крупная мушкетная пуля ударила

наискось, снизу вверх. Чудо, что не перебила кость, но вся икра залита кровью и

разодрана. Опытный лекарь из тех, что прошли всю войну, поставил бы ее на ноги

за месяц - другое дело, ни лекаря, ни, тем паче, месяца у них нет. Услышав

выстрелы, темесцы на улице поняли, что к чему, и двинулись в последнюю атаку. Их

осторожные, но четкие шаги отчетливо слышны на ночной улице. Идут не торопясь,

осматривают улицу. Ни малейших сомнений: найдут. Попытаешься бежать, спокойно

расстреляют в спину засевшие на крышах. Да, одного он вроде бы ранил, а второго

пугнул - но кто сказал, что оба не могут продолжать бой, и что нет других

стрелков, выжидающих подходящий момент? И все-таки, если проскочить...

– Бежать некуда, - будто поняв его сомнения, "порадовала" жена.
– Я осмотрела

улицу, шагах в сорока за поворотом - тупик.

Пратап почувствовал, как клокочет в груди бессильная ярость. Ведь как

чувствовал - нельзя было идти на поводу у девчонки, вдвойне нельзя спорить с

темесцами. Винить, на самом деле, некого: какой спрос с жены, ни разу не

видевшей живого (тем более мертвого) темесца? А вот с него, год провоевавшего с

северянами - спрос большой. На щеке уже чувствуется дыхание Амриты, в ее голосе

слышится неподдельный ужас - но и решимость.