камней и булыжников. Под его рукой тоже хрустнуло.
– Да это же кости козлиные, а

вон кроличьи! Много как... Интересно, кто здесь обедает?

– Тише!
– шикнул на него взводный, лейтенант Леньяно.
– Если со стен вжарят из

пушек, к их костям добавятся наши...

– А по кроликам что, тоже из пушек палят?

– Кто ж его знает... По-моему, местные и от кроликов не отобьются...

Интересно, а в Кангре кровати есть?

– Точно, что-то так спать захотелось...

"Точно захватим крепость!
– Сюлли не сомневался в успехе.
– И можно будет

отдохнуть..." Неожиданно рот сам собой раскрылся в широком зевке, чуть сбоку

кто-то зевнул погромче. Глаза слипались, нестерпимо хотелось прилечь на теплую

землю и, вдыхая приторный аромат цветов, провалиться в блаженное забытье,

капитан еще успел подумать, что все это неспроста. Дело не в жаре - сколько раз

в безжалостно-жаркие летние дни доводилось даже не ползти в тени, а бежать с

полной выкладкой по холмистой равнине, или маршировать через пустыню? А ведь

сегодня перед выступлением удалось и отдохнуть! "Это все кусты!" - устало

ворохнулось в голове, и глаза закрылись сами собой. Сновидений не было - капитан

провалился в крепкий и спокойный сон. Чуть слышно звякнул, ударившись о флягу,

приклад мушкета, кое-где раздался невнятный шорох - и воцарилась тишина. Сюлли

оказался прав: виноваты были кусты, вернее, цветы, еще вернее, их аромат,

безветрие и огневеющее солнце месяца ашадх. А кости принадлежали зверям, не

сумевшим проснуться.

На узловатых корнях и булыжниках Рокетт спал, как на перине в покоях

какого-нибудь махараджи, или даже падишаха Аркотского. Он умел засыпать и на

камнях, и в болотах под тропическим ливнем, и в каюте корабля, который как щепку

бросает шторм. А мог - и под пушечную канонаду. Впрочем, под аромат усеивающих

кусты цветочков на жесткой постели скал смог бы уснуть самый изнеженный сибарит,

не то что сержант Леруа Рокетт. И снились бы ему такие же красочные, яркие сны.

Рокетт снова был в Эрхавене. Родной город знавал лучшие времена, когда-то

тесное ожерелье городских стен теперь казалось рубашкой богатыря на ребенке из

нищих предместий. Внутри городских стен появились пустыри, зазеленели сады,

вместо разваливающихся шести-семиэтажных домов, где ютилась беднота, вставали

приземистые особняки... а чаще, гораздо чаще, просто убогие хижины. И рушились

от времени пирсы, у которых когда-то было тесно кораблям: места судам, еще

заходившим в порт, вполне хватало.

Снилось и другое. Например, Мелина (сейчас ее лицо так просто и не вспомнишь,

вот и теперь оно прикрыто капюшоном плаща и не заметно). "Ты учился воевать,

чтобы сражаться за Эрхавен, - произнесла она.
– Но уже два года и не думаешь

делать дело. Что, темесские цехины глаза застили?" А еще снился Маркиан - какой

величественный и гордый он был, когда читал приговор по делу Альберта Дорстага!

А как лакейски согнулась спина отца бывшего друга, свидетельствовавшего в пользу

обвинения! Ох, не даром эту семейку так ненавидел весь город! Потом отец Маркиан

встретился с Рокеттом у входа в Зал Суда. "Ну, а ты, сын мой, должен послужить

великой Темесе - так ты станешь уважаемым человеком и вырвешься из захолустья,

увидишь дальние страны, и поймешь, что долг Темесы - нести по всему миру