Гюго Виктор
Шрифт:
Когда на душ тяжело, меланхолическое зрлище производитъ на нее какое то особенное впечатлніе, воспринимая вс оттнки ея печали. Если какой нибудь несчастливецъ очутится среди дикихъ высокихъ горъ, близъ мрачнаго озера, въ темномъ лсу, подъ вечеръ, это невеселое зрлище, эта сумрачная природа покажется ему какъ бы прикрытой погребальной завсой; ему почудится, что солнце не заходитъ, а умираетъ.
Молча и неподвижно стоялъ Орденеръ, погрузившись въ свои мечты, когда вдругъ товарищъ его вскричалъ:
— Превосходно, милостивый государь! Похвально размышлять такимъ образомъ передъ норвежскимъ озеромъ, преимущественно изобилующимъ камбалой!
Это замчаніе и ужимки, сопровождавшія его, разсмшили бы всякаго другого, кром любовника, быть можетъ навки, разлученнаго съ своей возлюбленной. Ученый смотритель Спладгеста продолжалъ:
— Однако, дозвольте нарушить ваши ученыя размышленія и обратить ваше вниманіе на то, что день клонится уже къ концу; намъ слдуетъ поспшить, если мы хотимъ еще засвтло добраться до деревни Оельмё.
Замчаніе было справедливое. Орденеръ снова пустился въ путь и Спіагудри поплелся за нимъ, продолжая размышлять вслухъ о ботаническихъ и физіологическихъ феноменахъ, которые представляло для натуралистовъ озеро Спарбо.
— Господинъ Орденеръ, — говорилъ онъ своему спутнику, который не слышалъ его: — если бы вы захотли послушаться преданнаго проводника, вы бы отказались отъ вашего гибельнаго предпріятія. Да, милостивый государь, вы остановились бы здсь на берегахъ этого достопримчательнаго озера, гд мы вдвоемъ занялись бы цлымъ рядомъ научныхъ изслдованій, какъ напримръ относительно stella саnora раlustris, этого страннаго растенія, признаваемаго многими учеными баснословнымъ, но которое видлъ и крики котораго слышалъ епископъ Арнгримъ на берегахъ озера Спарбо. Прибавьте къ тому, что мы имли бы удовольствіе жить на почв Европы, въ особенности изобилующей гипсомъ и куда рдко заходятъ соглядатаи Дронтгеймской емиды. Неужто такая перспектива не улыбается вамъ, мой юный патронъ? И такъ, откажитесь отъ вашего безразсуднаго путешествія, тмъ боле, что, не въ обиду будь вамъ сказано, ваше предпріятіе сопряжено съ опасностью безъ выгоды, periculum sine pecunia, то есть безразсудно и предпринято въ тотъ моментъ, когда вамъ лучше было заняться чмъ-нибудь другимъ.
Орденеръ не обращалъ ни малйшаго вниманія на слова своего спутника, но поддерживалъ съ нимъ разговоръ тми односложными, ничего не выражающими и разсянными фразами, которыя болтуны принимаютъ за отвты. Такимъ образомъ прибыли они къ деревушк Оельмё, на площади которой въ ту минуту замтно было необычайное оживленіе.
Поселяне, охотники, рыбаки, кузнецы оставили свои хижины и столпились вокругъ круглой насыпи, занимаемой какими-то личностями, одна изъ которыхъ трубила въ рогъ, размахивая надъ головой маленькимъ черно-блымъ флагомъ.
— Ну, сюда должно быть забрался какой-нибудь шарлатанъ, — замтилъ Спіагудри: — аmbubаіаrum соllеgіа, рhоrmа сороlае, какой нибудь плутъ, превращающій золото въ свинецъ и раны въ язвы. Посмотримъ, какое адское изобртеніе продаетъ онъ этой несчастной деревенщин? Добро бы еще эти обманщики терлись около королей, слдуя примру датчанина Борха и миланца Борри, этихъ алхимиковъ, вдоволь потшившихся надъ Фредерикомъ III [18] , такъ нтъ, крестьянскій грошъ наравн съ княжескимъ милліономъ не даетъ имъ покоя.
18
Фредерикъ III попался на удочку датскаго химика Борха или Боррихіуса и особенно миланскаго шарлатана Борри, который уврялъ, что ему покровительствуетъ архангелъ Михаилъ. Этотъ обманщикъ, изумивъ своими мнимыми чудесами Страсбургъ и Амстердамъ, возмечталъ расширить сферу своихъ наглыхъ обмановъ: одурачивъ народъ, онъ осмлился дурачить королей. Началъ онъ съ королевы Христины въ Гамбург и кончилъ королемъ Фредерикомъ въ Копенгаген.
Однако Спіагудри не угадалъ. Подойдя ближе къ насыпи, по черной одежд и круглой, остроконечной шляп узнали они синдика, окруженнаго нсколькими полицейскими. Человкъ, трубившій въ рогъ, былъ глашатай.
Бглый смотритель Спладгеста смутился и тихо пробормоталъ:
— Ну, господинъ Орденеръ, входя въ эту деревушку, я совсмъ не разсчитывалъ столкнуться здсь съ синдикомъ. Да хранитъ меня святой Госпицій! Что то онъ скажетъ?
Онъ не долго оставался въ неизвстности, такъ какъ тотчасъ-же послышался визгливый голосъ глашатая, которому благоговйно внимала небольшая толпа обитателей деревушки Оельмё:
«Именемъ его величества и по приказу его превосходительства генералъ-губернатора Левина Кнуда, главный синдикъ Дронтгеймскаго округа доводитъ до свднія всхъ жителей городовъ, деревень и селеній провинціи, что
„1) голова Гана, уроженца Клипстадура въ Исландіи, убійцы и поджигателя, оцнена въ десять тысячъ королевскихъ экю“.
Глухой шопотъ поднялся въ сред слушателей. Глашатай продолжалъ:
„2) голова Бенигнуса Спіагудри, колдуна и святотатца, бывшаго смотрителя Спладгеста въ Дронтгейм оцнена въ четыре королевскихъ экю“.
„3) этотъ приказъ долженъ быть обнародованъ во всемъ округ синдиками городовъ, деревень и селеній, которые обязаны оказать всяческое содйствіе къ удовлетворенію правосудія“.
Синдикъ взялъ указъ изъ рукъ глашатая и заунывнымъ торжественнымъ голосомъ провозгласилъ:
— Жизнь этихъ людей объявляется вн закона и принадлежитъ всякому, кто пожелаетъ ее отнять.
Читатель легко представитъ себ, каково было душевное настроеніе несчастнаго, злополучнаго Спіагудри во время чтенія указа. Нтъ сомннія, что признаки величайшаго ужаса, которое онъ не могъ подавить въ ту минуту, привлекли-бы на него вниманіе окружающихъ, если бы оно не было всецло поглощено содержаніемъ перваго параграфа указа.