— А! Срый волкъ, самый старый волкъ Сміазенскихъ лсовъ. Здорово, волкъ; глаза твои разгорлись; ты проголодался и заслышалъ запахъ трупа. Скоро ты самъ станешь приманкой для голодныхъ волковъ. Добро пожаловать, сміазенскій волкъ; мн давно ужъ хотлось помряться съ тобой силами. Говорятъ, что ты такъ старъ, что не можешь даже умереть. Ну, завтра этого не скажутъ.

Съ страшнымъ воемъ животное отскочило назадъ и затмъ однимъ прыжкомъ кинулось на малорослаго.

Тотъ не отступилъ ни на шагъ. Съ быстротою молніи сдавилъ онъ правой рукой брюхо волка, который, поднявшись на заднія лапы, передними уперся въ его плечи; а лвой защищалъ свое лицо отъ разверстой пасти врага, схвативъ его за горло съ такой силой, что животное, принужденное вытянуть голову, едва въ силахъ было испустить жалобный вой.

— Сміазенскій волкъ, — сказалъ малорослый съ торжествующимъ видомъ: — ты раздираешь мой плащъ, но его замнитъ твоя шкура.

Посл этого побдоноснаго крика, онъ пробормоталъ что-то на странномъ нарчіи и въ эту минуту конвульсивное усиліе задыхающагося волка заставило его споткнуться о камни, которыми усянъ былъ полъ. Оба упали и ревъ человка слился съ воемъ дикаго звря.

Принужденный при паденіи выпустить горло волка, малорослый чувствовалъ уже, что острые зубы впились въ его плечи, какъ вдругъ, катаясь по полу, схватившіеся враги наткнулись на огромную косматую блую массу, лежавшую въ самомъ темномъ углу залы.

То былъ медвдь, съ ревомъ проснувшійся отъ крпкаго сна.

Лишь только это животное лниво раскрыло глаза и примтило борьбу, съ яростью устремилось оно не на человка, а на волка, бравшаго въ эту минуту перевсъ, свирпо схватило его пастью поперекъ тла и такимъ образомъ освободило его двуногаго противника.

Малорослый вмсто того, чтобы поблагодарить звря за такую серьезную услугу, поднялся съ пола весь въ крови и кинувшись на медвдя, нанесъ ему страшный ударъ ногой въ брюхо, какъ хозяинъ, наказывающій провинившуюся собаку.

— Фріендъ! Кто тебя звалъ? Зачмъ ты суешься? — яростно вскричалъ онъ, скрежеща зубами.

— Пошелъ прочь! — заревлъ онъ нечеловческимъ голосомъ.

Медвдь, получивъ ударъ ногой отъ человка и укушенный волкомъ, жалобно зарычалъ; повсивъ тяжелую голову, онъ выпустилъ изъ пасти голоднаго звря, который съ новымъ бшенствомъ накинулся на человка.

Между тмъ какъ борьба волка съ человкомъ снова возгорлась, прогнанный медвдь тяжело опустился на свое прежнее мсто и, равнодушно посматривая на разъярившихся враговъ, невозмутимо принялся поглаживать свою блую морду поперемнно обими лапами.

Но въ ту минуту, когда старый сміазенскій волкъ снова бросился на малорослаго, тотъ быстро схватилъ окровавленную морду звря и съ неслыханной силой и ловкостью сдавилъ его пасть руками. Волкъ отбивался въ порыв ярости и боли; густая пна оросила его стиснутые зубы, глаза, какъ бы распухшіе отъ злобы, казалось, готовы были выскочить изъ орбитъ.

Изъ двухъ противниковъ тотъ, чьи кости дробились отъ острыхъ зубовъ, чье мясо яростно раздиралось когтями, былъ не человкъ, но свирпый зврь; тотъ же, чей ревъ отличался особенной дикостью и неистовствомъ, былъ не хищный зврь, но человкъ.

Наконецъ малорослый, собравъ вс свои силы, истощенныя продолжительнымъ сопротивленіемъ стараго волка, стиснулъ его морду обими руками съ такой силой, что кровь хлынула изъ ноздрей и пасти животнаго; пылающіе глаза его потухли и полузакрылись; онъ зашатался и бездыханный упалъ къ ногамъ своего побдителя. Только слабыя, продолжительныя движенія хвоста и конвульсивная дрожь, по временамъ пробгавшая по его членамъ, показывали, что жизнь еще не совсмъ покинула звря.

Но вотъ издыхающее животное скорчилось въ послднихъ судорогахъ и признаки жизни исчезли.

— Ты умеръ, волкъ! — произнесъ малорослый, презрительно толкнувъ его ногою: — И неужели ты разсчитывалъ еще пожить на бломъ свт, встртившись со мною? Ты не станешь боле неслышными шагами бгать по снгу, почуявъ запахъ и слдъ добычи; ты самъ теперь будешь достояніемъ волковъ и ястребовъ! Какъ много путешественниковъ, заблудившихся у Сміазенскаго озера, истребилъ ты на своемъ долгомъ вку, представляющемъ рядъ убійствъ и рзни; теперь ты самъ мертвъ и, къ сожалнію, не станешь боле пожирать людей!

Вооружившись острымъ камнемъ, онъ опустился на теплый и трепещущій еще трупъ волка, перерзалъ связки сочлененій, отдливъ голову отъ туловища, распоролъ шкуру на брюх во всю длину, стянулъ ее, подобно тому, какъ снимаютъ одежду, и въ одно мгновеніе ока отъ страшнаго сміазенскаго волка остался лишь голый, окровавленный остовъ. Вывернувъ наружу голую мокрую сторону, испещренную длиннымя кровавыми венами, онъ накинулъ шкуру на свои истерзанныя волчьими зубами плечи.

— Поневол, - проворчалъ онъ сквозь зубы, — завернешься въ звриную шкуру, когда человчья слишкомъ тонка, чтобы защитить отъ холода.