Гюго Виктор
Шрифт:
Малорослый приблизился и хлопнулъ по плечу незнакомца все съ тмъ же сардоническимъ смхомъ.
— Хочешь, я назову теб его?
Движеніе испуга и уязвленной гордости вырвалось у человка въ плащ. Онъ не ожидалъ такого грубаго вызова и дикой фамильярности чудовища.
— Ты смшонъ, — продолжалъ малорослый: — не подозрвая, что я знаю все. Это могущественное лицо — великій канцлеръ Даніи и Норвегіи, а великій канцлеръ Даніи и Норвегіи — ты.
Въ самомъ дл, это былъ графъ Алефельдъ. Прибывъ къ Арбарскимъ развалинамъ, на пути къ которымъ мы оставили его съ Мусдемономъ, онъ захотлъ самъ лично склонить на свою сторону разбойника, совсмъ не подозрвая, что тотъ его зналъ и ждалъ. Никогда въ послдствіи графъ Алефельдъ, при всемъ своемъ лукавств и могуществ, не могъ открыть, какимъ образомъ Ганъ Исландецъ пріобрлъ эти свднія. Была ли тутъ измна Мусдемона? Положимъ, что именно Мусдемонъ внушалъ благородному графу мысль лично повидаться съ разбойникомъ; но какую выгоду могъ онъ извлечь изъ такого вроломства? Не нашелъ ли самъ разбойникъ у какой нибудь изъ своихъ жертвъ бумаги, относящіяся къ предпріятію, задуманному великимъ канцлеромъ? Но кром Мусдемона, Фредерикъ Алефельдъ былъ единственное живое существо, которому извстны были планы канцлера, и, при всей его легкомысленности, онъ не былъ на столько безуменъ, чтобы выдать подобную тайну. Къ тому же онъ находился въ Мункгольмскомъ гарнизон, по крайней мр такъ думалъ великій канцлеръ. Тотъ, кто прочтетъ до конца описываемую сцену, хотя подобно графу Алефельду не ршитъ этой проблемы, тмъ не мене убдится насколько достоврно было послднее предположеніе.
Однимъ изъ выдающихся качествъ графа Алефедьда было присутствіе духа. Услышавъ свое имя, столь грубо произнесенное малорослымъ, онъ не въ силахъ былъ подавить крикъ удивленія, но въ одно мгновеніе ока на его блдномъ, надменномъ лиц выраженіе испуга и удивленія смнилось спокойствіемъ и твердостью.
— Ну да! — сказалъ онъ: — Я буду съ тобой откровененъ; я дйствительно великій канцлеръ. Но будь же и ты откровененъ со мною…
Взрывъ хохота малорослаго прервалъ его рчь.
— Разв надо было упрашивать меня открыть теб мое и твое имя?
— Скажи мн по правд, почему ты узналъ меня?
— Разв теб никто не говорилъ, что Ганъ Исландецъ видит даже сквозь горы?
Графъ хотлъ настоять на своемъ.
— Считай меня своимъ другомъ…
— Твою руку, графъ Алефельдъ! — грубо вскричалъ малорослый.
Взглянувъ въ лицо министру, онъ продолжалъ:
— Если-бы наши души оставили въ эту минуту наши тла, мн сдается, — самъ дьяволъ призадумался-бы, которая изъ нихъ принадлежитъ чудовищу.
Надменный вельможа закусилъ губы, но, колеблясь между страхомъ къ разбойнику и необходимостью сдлать изъ него послушное орудіе своихъ плановъ, онъ не высказалъ своего отвращенія.
— Не пренебрегай твоими выгодами. Стань во глав возстанія и будь увренъ въ моей признательности.
— Канцлеръ Норвегіи! Ты увренъ въ успх твоего предпріятія подобно старой баб, мечтающей о плать, которое она соткетъ изъ ворованной пеньки, — а между тмъ кошка своими когтями перепутаетъ всю пряжу.
— Еще разъ говорю теб, обдумай, прежде чмъ отвергать мое предложеніе.
— Еще разъ я, разбойникъ, говорю теб, великому канцлеру обоихъ королевствъ, нтъ.
— Я ждалъ другого отвта посл важной услуги, которую ты уже оказалъ мн.
— Какой услуги? — спросилъ разбойникъ.
— Разв не тобой убитъ капитанъ Диспольсенъ? — отвтилъ канцлеръ.
— Весьма возможно, графъ Алефельдъ. Я не знаю его. Что это за человкъ?
— Какъ! Разв въ твои руки не попалъ случайно желзный ящикъ, который былъ при немъ?
Этотъ вопросъ, повидимому, привлекъ вниманіе разбойника.
— Постой, — сказалъ онъ: — я дйствительно припоминаю человка и желзный ящикъ. Дло было на Урхтальскихъ берегахъ.
— Въ крайнемъ случа, - продолжалъ канцлеръ:- если ты отдашь мн этотъ ящикъ, признательность моя будетъ безгранична. Скажи мн, что сталось съ этимъ ящикомъ, который должно быть не миновалъ твоихъ рукъ?
Высокородный министръ съ такой живостью настаивалъ на этомъ вопрос, что разбойникъ, повидимому, изумился.
— Надо думать, что этотъ желзный ящикъ иметъ громадную важность для твоей милости, канцлеръ Норвегіи?
— Да.
— Чмъ наградишь ты меня, если я скажу теб, гд его найти?
— Всмъ, что только ты захочешь, любезный Ганъ Исландецъ.
— Ну! Такъ я теб не скажу.
— Полно, ты шутишь! Подумай, какую услугу окажешь ты мн.
— Именно объ этомъ я и думаю.
— Общаю теб громадное богатство, выпрошу теб прощеніе у короля.
— Попроси лучше себ! — сказалъ разбойникъ. — Слушайже, великій канцлеръ Даніи и Норвегіи: тигры не истребляютъ гіенъ. Я намренъ выпустить тебя отсюда живымъ, потому что ты злодй и каждое мгновеніе твоей жизни, каждая мысль, родившаяся въ твоемъ ум, влекутъ за собою несчастіе людямъ и новое преступленіе для тебя. Но не возвращайся сюда боле, предупреждаю тебя: моя ненависть не щадитъ никого, даже изверга. Что-же касается твоего капитана, не льсти себя мыслью, что я убилъ его для тебя. Мундиръ погубилъ его, подобно вотъ этому презрнному, котораго я умертвилъ тоже не въ угоду теб.
Съ этими словами онъ схватилъ благороднаго графа за руку и подвелъ его къ трупу, лежавшему въ тни. Въ ту минуту, когда онъ замолчалъ, свтъ потайнаго фонаря упалъ на этотъ предметъ, который на самомъ дл оказался изуродованнымъ трупомъ въ офицерскомъ мундир мункгольмскихъ стрлковъ.
Канцлеръ приблизился къ нему съ содроганіемъ ужаса и вдругъ взоръ его упалъ на блдное окровавленное лицо мертвеца. Раскрытыя посинлыя губы, всклокоченные волосы, багровыя щеки, потухшіе глаза, все это не помшало ему узнать покойника. Страшный крикъ вырвался изъ груди графа: