— Да чтожъ, если я не могу быть покоенъ. Чтобъ быть покойнымъ, я долженъ высказать ему все.

«2-е, — читалъ онъ дальше. — Посмотри на то, что тебя мучитъ такъ, какъ будто это не съ тобой, а съ другимъ случилось». — Вздоръ. Не могу.

«3-е. Подобное тому, что тебя мучитъ теперь, было съ тобой прежде. Но вспомни теперь о томъ, что въ прошедшемъ такъ мучало тебя и ты»... — Онъ не дочиталъ. Онъ попытался вспомнить худшіе минуты изъ своей жизни: отношенія съ отцомъ, смерть матери, раздоръ, бывшій съ женой. Все это было ничто въ сравненіи съ этимъ. Тутъ есть виновникъ. Одинъ — онъ. Онъ положилъ книгу. Сложилъ свои большія съ сильными, длинными пальцами руки передъ грудью, наклонилъ голову, прочелъ «Отче нашъ» и пожалъ пуговку звонку. Когда вошелъ генеральскій красавецъ деньщикъ, лицо Князя едора приняло обычное выраженіе твердой320 мягкости.

— Никита, одваться пожалуйста. Мундиръ. И коляску.

Черезъ полчаса онъ халъ по городу, гремя по мостовой на пар рысаковъ къ дому ком[андующаго] д. войсками. Это былъ тотъ онъ, который былъ всему виной.

Молодые офицеры весело длали честь своему любимому герою послдней войны. Да и у Князя едора было одно изъ тхъ лицъ, которое весело встртить юнош, весело, что эта юная фигура отвтитъ имъ поклономъ.

Кучеръ осадилъ, часовые у крыльца заторопились, сдлали фрунтъ, откинувъ ружья, и едоръ Щетининъ, отвчая рукой, съ палкой вышел изъ коляски.

— Дома Князь?

— Пожалуйте.

Домъ былъ дворецъ. Пройдя галлереей, Князь едоръ вошелъ въ кабинетъ; высокій, но ниже его Генералъ въ широкомъ сертук съ георгiемъ на ше, всталъ и, привтливо улыбаясь, обратилъ свое красное, въ душистыхъ бакенбардахъ окаймленное лицо къ входившему. Привлекательное, мягкое, благородное и осторожное было въ этомъ лиц, которое было бы очень просто, если бы не обстановка роскоши и власти. Что то было напоминающее добрую, учтивую, выхоленную и благородной породы собаку. Лицо и фигура входившего напоминали321 волка съ его длинными голенями, широкимъ лбомъ и умными на выкат глазами.

Какъ только эти два человка увидали другъ друга, во взглядахъ ихъ произошла борьба. Начальникъ очевидно хотлъ, чтобы отношенія были т же, какъ всегда, ласковыя, приличныя. Князь едоръ хотлъ ршительнаго объясненія и выхода изъ этихъ отношеній. Одну минуту на его лиц отразилась улыбка начальника; но вдругъ лицо вытянулось, нахмурилось, нижняя губа дрогнула и стала искать лвый усъ.

— Очень радъ васъ видть, князь, — сказалъ Начальникъ, медленно опускаясь въ кресло и вытянутой рукой берясь за край стола, какъ будто для того, чтобы придержаться, садясь, и потомъ подать ее.

— Князь, я прочелъ приказы и пріхалъ сказать вамъ...

Князь322 пальцами какъ бы ощупывалъ кончики бакенбардъ и приподнялъ брови съ спокойнымъ удивленіемъ.

— ...Сказать вамъ, что я не того ожидалъ и, что — губа дрогнула — хотя офиціально я не имю никакого права ничего требовать, но что мра неофиціальныхъ гадостей, которыя мн длаются, — переполнена и что я считаю своимъ долгомъ высказать это все тому, кто ихъ длаетъ.

— Вы разумете меня, Князь, — съ нахмуренными бровями, не сердитымъ, но такимъ, какъ будто онъ говорилъ: «сердиться и оскорбляться я не могу, но долженъ показать, что я не позволяю».

— Васъ! — Волкъ вдругъ оскалился.

— Я знаю, что есть міръ офиціальный, въ которомъ вс правы, я про него говорить не хочу, но есть другой міръ частныхъ людей, и я говорю не съ ком[андующимъ] Во[йсками], а съ княземъ П. Б. и я вамъ въ этом качеств говорю, что вы поступили со мной не честно.

— Въ качеств Начальника вашего я долженъ отдать васъ подъ судъ,323 но въ качеств П. Б. я прошу васъ удалиться и прислать мн извиненіе, — сказалось само собою, онъ не думалъ, но какъ птица-соловей поетъ по соловьиному, такъ онъ нечаянно говорилъ, какъ главнокомандующій.

— Но не прежде, чмъ я выскажу все, что я имю сказать.

Кн. Б. стоялъ, и рука его стучала нервно по столу, лицо выражало высоту, до которой нельзя достать. —

— Я былъ въ отставк, когда началась война, я поступилъ не для честолюбія, а потому, что долгъ каждаго человка былъ жертвовать собой. Какъ я служилъ, знаетъ вся армія и государь, и товарищи, и начальники — не вы, который пріх[алъ] посл. — Я бы сказал: свидтели моей службы — 5 чиновъ, золотая сабля, георгій и 3 раны, если бы не зналъ, что чины и ордена даютъ не по заслугамъ, а раны — случай, и что я только требовалъ по статуту георгія, получилъ его, когда я заслужилъ его 3 раза; но правда это не къ длу (отвчая на его движенье). Дло въ томъ, что на служб въ мирное время теперь, когда все что сидло, спрятавши подъ х[востъ] [?] голову [?], — служба возможна только на [войн]. Я отдался весь служб. Я призванъ на то. Я все принесу въ жертву. (Еще злобне, дрожитъ губа именно потому, что чувствуетъ это не къ длу.) Я имю права на повышеніе. И это первый случай.

Это было посл войны. Нервность и радость посл страданія. — Могли спорить, что лучше б[ыло], такъ и спор[или] т, у кого рукой и ногой меньше, т знали, что хорошо было. — Восторгъ и блескъ юношей: кабаки [?] и соотвтственно имъ жизнь.

Назначается: Генералъ Маіоръ Князь <Федоръ> Щетининъ 1-й командиромъ 3-й бригады, Полковникъ Невировскій — начальникомъ штаба при войскахъ 2-й арміи. —

Слова эти для всхъ читающихъ газеты имли или интересъ объявленія о продаж новой помады, или интересъ новости подобной тому, что Австрійскій министръ прохалъ въ Прагу, или для знакомыхъ Щетинина и Невировскаго и прежнихъ и будущихъ ихъ подчиненныхъ самое большее тотъ интересъ, который заставляетъ сказать: «А! вотъ какъ онъ». Но для однаго человка изъ десятка тысячъ прочитавшихъ эти слова, для Князя едора Щетинина, слова эти имли то, всегда странное для посторонняго зрителя значеніе нсколькихъ словъ, которыя вдругъ въ человк здоровомъ, спокойномъ, счастливомъ, занятомъ, зажигаетъ внутренній огонь, неудержимо палящій человка и лишающій его и спокойствія и труда и счастья!