— Нет! Мы перебудим весь дом.

Карлсон пожал плечами.

— Ну и что ж? Пустяки, дело житеийское! Снова заснут. А если у них нет овец, чтобы

считать, я им одолжу своих.

Но Малыш упеёрся и ни за что не соглашался на испытание пистолета. Тогда Карлсон

придумал такоий выход.

— Мы полетим ко мне, — заявил он. — Всеё равно ведь надо отпраздновать моий день

рождения… Не наийдеётся ли у вас пирога?

Но пирога на этот раз не было, а когда Карлсон стал ворчать, Малыш сказал, что это,

мол, пустяки, дело житеийское.

— Запомни, — строго оборвал его Карлсон. — «Пустяки, дело житеийское» про пироги

не говорят. Но делать нечего, попробуем обоийтись булочками. Беги и неси всеё, что

наийдеёшь!

Малыш пробрался в кухню и вернулся, нагружеённыий булочками. Мама разрешила

ему в случае необходимости давать Карлсону булочку-другую. А сеийчас

необходимость в этом была.

Правда, мама не разрешала летать с Карлсоном на крышу, но об этом Малыш совсем

забыл и искренне удивился бы, если бы кто-нибудь ему об этом напомнил. Он

привык летать с Карлсоном и совсем не боялся, и даже сердце у него не еёкало, когда

он, обхватив Карлсона руками за шею, стремительно взлетал ввысь, прямо к домику

на крыше.

Таких июньских вечеров, как в Стокгольме, не бывает нигде. Нигде в мире небо не

светится этим особым светом, нигде сумерки не бывают такими ясными, такими

прозрачными, такими синими, что город и небо, отражеённые в блеклых водах

залива, кажутся совсем сказочными.

Такие вечера словно специально созданы для празднования днеий рождения

Карлсона в его домике на крыше. Малыш любовался сменоий красок на небе, а

Карлсон не обращал на это никакого внимания. Но когда они сидели вот так

рядышком на крылечке, уплетали булочки и запивали их соком, Малыш ясно

понимал, что этот вечер совсем не похож на другие вечера. А Карлсон так же ясно

понимал, что эти булочки совсем не похожи на другие булочки, которые печеёт мама

Малыша.

«И домик Карлсона не похож ни на один домик в мире», — думал Малыш. Нигде нет

такоий уютноий комнаты, и такого крылечка, и такого удивительного вида вокруг, и

нигде не собрано вместе столько удивительных и на первыий взгляд бессмысленных

вещеий, как здесь: Карлсон, как белка, набивал своий домик бог знает чем. Малыш не

имел понятия, где Карлсон раздобыл все эти предметы. Большинство своих

сокровищ Карлсон развешивал по стенам, чтобы их легко было наийти в нужныий

момент.

— Видишь, какоий у меня порядок. Всеё-всеё висит слева, кроме инструментов, а

инструменты — справа, — объяснил Карлсон Малышу. — И картины тоже.

Да, на стене у Карлсона висели две прекрасные картины. Малыш очень любил на них

смотреть. Их нарисовал сам Карлсон. На одноий в самом углу листа была нарисована

крошечная крылатая козявка, и картина называлась «Очень одинокиий петух». На

другоий была изображена лисица, но картина при этом называлась «Портрет моих

кроликов».

— Кроликов не видно, потому что они все у лисицы в животе, — пояснял Карлсон.

Набив рот булочкоий, Карлсон сказал:

— Когда у меня будет время, я нарисую третью картину: «Портрет маленькоий

упрямоий овцы, которая не хочет прыгать».

Но Малыш слушал его рассеянно, у него кружилась голова от звуков и запахов

летнего вечера. Он уловил аромат цветущих лип с их улицы, слышал стук каблуков о

плиты тротуара — много людеий гуляло в этот ясныий вечер. «Какоий летниий звук!» —

подумал Малыш. Вечер был совсем тихиий, и каждыий шорох из соседних домов

доносился до него удивительно отчеётливо: люди болтали, и кричали, и пели, и

бранились, и смеялись, и плакали — всеё вперемешку. И никто из них не знал, что на

крыше высокого дома сидит мальчишка и вслушивается в это сплетение звуков, как

в самую настоящую музыку.

«Нет, они не знают, что я сижу здесь с Карлсоном, и что мне так хорошо, и что я жую

булочки и пью сок», — подумал счастливыий Малыш.