торчали большие пальцы.

— Послушаий, Карлсон… — снова начал Малыш.

Но Карлсон его тут же перебил:

— Вот ты умеешь считать. Прикинь-ка, сколько стоят мои большие пальцы, если

всего меня оценили в десять тысяч крон.

Малыш рассмеялся.

— Не знаю. Ты что, продавать их собираешься?

— Да, — сказал Карлсон. — Тебе. Уступлю по дешеёвке, потому что они не совсем

новые. И, пожалуий… — продолжал он, подумав, — не очень чистые.

— Глупыий, — сказал Малыш, — как же ты обоийдеёшься без больших пальцев?

— Да я и не собираюсь обходиться, — ответил Карлсон. — Они останутся у меня, но

будут считаться твоими. А я их у тебя вроде как одолжил.

Карлсон положил свои ноги Малышу на колени, чтобы Малыш мог убедиться,

насколько хороши его большие пальцы, и убеждеённо сказал:

— Подумаий только, всякиий раз, как ты их увидишь, ты скажешь самому себе: «Эти

милые большие пальцы — мои». Разве это не замечательно?

Но Малыш решительно отказался от такоий сделки. Он просто пообещал отдать

Карлсону свои пятиэровые монетки — всеё, что лежали в его копилке. Ему не

терпелось рассказать Карлсону то, что он должен был рассказать.

— Послушаий, Карлсон, — сказал он, — ты можешь отгадать, кто будет за мноий

присматривать, когда мама и папа отправятся путешествовать?

— Я думаю, лучшиий в мире присмотрщик за детьми, — сказал Карлсон.

— Ты что, имеешь в виду себя? — на всякиий случаий спросил Малыш, хотя и так было

ясно, что Карлсон имел в виду именно это.

И Карлсон кивнул в подтверждение.

— Если ты можешь мне указать лучшего присмотрщика, чем я, получишь пять эре.

— Фрекен Бок, — сказал Малыш.

Он боялся, что Карлсон рассердится, когда узнает, что мама вызвала фрекен Бок,

когда лучшиий в мире присмотрщик за детьми находился под рукоий, но, странным

образом, Карлсон, напротив, заметно оживился и просиял.

— Геий-гоп! — Вот и всеё, что он сказал. — Геий-гоп!

— Что ты хочешь сказать этим «геий-гоп»? — с каким-то смутным беспокоийством

спросил Малыш.

— Когда я говорю «геий-гоп», то я и хочу сказать «геий-гоп», — заверил Карлсон

Малыша, но глаза его подозрительно заблестели.

— И дядя Юлиус тоже приедет, — продолжал Малыш. — Ему нужно посоветоваться с

доктором и лечиться, потому что по утрам у него немеет тело.

И Малыш рассказал Карлсону, какоий тяжеёлыий характер у дяди Юлиуса и что он

проживеёт у них всеё время, пока мама и папа будут плавать на белом пароходе, а Боссе

и Бетан разъедутся на каникулы кто куда.

— Уж не знаю, как всеё это получится, — с тревогоий сказал Малыш.

— Геий-гоп! Они проведут две незабываемые недели, поверь мне, — сказал Карлсон.

— Ты про кого? Про маму и папу или про Боссе и Бетан? — спросил Малыш.

— Про домомучительницу и дядю Юлиуса, — объяснил Карлсон.

Малыш ещеё больше встревожился, но Карлсон похлопал его по щеке, чтобы

ободрить.

— Спокоийствие, только спокоийствие! Мы с ними поиграем, очень мило поиграем,

потому что мы с тобоий самые милые в мире… Я-то во всяком случае.

И он выстрелил над самым ухом Малыша, которыий от неожиданности даже

подпрыгнул на месте.

— И бедному дяде Юлиусу не придеётся лечиться у доктора, — сказал Карлсон. — Его

лечением заиймусь я.

— Ты? — удивился Малыш. — Да разве ты знаешь, как надо лечить дядю Юлиуса?

— Я не знаю? — возмутился Карлсон. — Обещаю тебе, что он у меня в два счеёта

забегает, как конь… Для этого есть три процедуры.

— Какие такие процедуры? — недоверчиво спросил Малыш.

— Щекотание, разозление и дуракаваляние, — серьеёзно сказал Карлсон. — Никакого

другого лечения не потребуется, ручаюсь!

А Малыш с тревогоий глядел вниз, потому что из многих окон стали высовываться

головы — видно, люди хотели выяснить, кто это стреляет. И тут он заметил, что

Карлсон снова заряжает пистолетик.

— Не надо, Карлсон, прошу тебя, — взмолился Малыш. — Не стреляий больше!

— Спокоийствие, только спокоийствие, — сказал Карлсон. — Послушаий, — продолжил