Вмст съ Софьей Михайловной ухала и Катерина Дмитріевна, чтобъ избрать по своему вкусу одну изъ усадьбъ мачихи или отца и начать въ ней свой первый практическій опытъ въ педагогіи, обучать крестьянскихъ ребятишекъ русской грамот. Софья Михайловна старательно обдумала и обстоятельно подготовила планъ, средства и наиболе практическій путь для введенія травосянія, и узжала изъ города съ полнымъ сознаніемъ пользы и успха травосянія. Катерина Дмитріевна тоже старательно обдумала и приготовилась въ обученію крестьянскихъ ребятишекъ грамот, запаслась букварями, карандашами, бумагой, перьями, чернилами, педагогическими книгами и всмъ, что ей только казалось нужнымъ для успха дла, но она не ясно сознавала пользу самаго дла, не была уврена въ своихъ силахъ для дла, боялась и трусила перваго опыта. Это неодинаковое отношеніе къ польз и успху дла отражалось во время отъзда и во всю дорогу на лицахъ обихъ дамъ: одна — покойная, какъ всегда, другая — то грустная, то веселая, то сосредоточенно-молчаливая, то весело разговаривающая, смотря по тому, что брало верхъ въ ея голов: недовріе къ себ и къ своему длу, или, напротивъ, вра и въ то, и въ другое. Но какъ во время вызда, такъ и всю дорогу об дамы ни разу не вспомнили объ оставляемыхъ ими въ город лицахъ и о своихъ отношеніяхъ къ нимъ.

Дмитрій Ивановичъ остался въ город, такъ какъ земство и, главное, желзная дорога удерживали его еще недли на дв, на три въ немъ. Софья Михайловна должна была окончить свой объздъ именно къ тому времени, когда покончатся его дла земскія и желзнодорожныя, и тогда они вмст удутъ на все лто въ одно изъ наиболе близкихъ къ городу имніе, какъ наиболе удобное по помщенію, какъ имющее все, что длаетъ деревню лтомъ раемъ, и какъ такое, изъ котораго скоро и удобно, по шоссе, Дмитрій Ивановичъ можетъ раза три-четыре въ мсяцъ навдаться въ городъ по дламъ земства и желзной дороги.

Дмитрію Ивановичу не было особенно скучно посл отъзда жены и дочери: домашній комфортъ, вслдствіе порядка, заведеннаго Софьей Михайловной, сохранился въ томъ же вид, какъ и при ней. Правда, въ кабинет не было теперь у него помощницы, но онъ теперь мало бывалъ въ немъ, проводя все свое время въ земств и въ собраніяхъ новыхъ строителей дороги, а домой являлся только обдать и спать. Да и обдалъ и ночевалъ онъ, посл отъзда дамъ, все время не одинъ, а приводилъ съ собою, изъ поздно кончавшихся засданій строителей, одного или двухъ изъ нихъ.

Въ субботу, на четвертый день посл отъзда жены и дочери, Дмитрій Ивановичъ получилъ письмо, въ которомъ Кожуховъ спрашивалъ: въ какой день и часъ онъ можетъ повидаться съ «глубоко-уважаемымъ Дмитріемъ Ивановичемъ», чтобы переговорить объ одномъ очень важномъ дл. «Я знаю, — говорило» дале въ письм,- какъ вы сильно преданы дламъ земства и земской желзной дороги, — знаю, какъ эти дла поглощаютъ почти все ваше свободное время; но я надюсь, что вы не откажетъ въ моей просьб, такъ какъ дло, о которомъ мн необходимо съ вами переговорить, касается спокойствія дорогаго для насъ обоихъ лица. Дмитрій Ивановичъ былъ очень удивленъ письмомъ Кожухова и въ тотъ же день отвтилъ ему, что завтра, т. е. въ воскресенье, отъ 10 до 12 часовъ утра онъ къ услугамъ Кожухова, что назначаетъ этотъ именно день, какъ свободный отъ присутствія, и что онъ «всегда готовъ сдлать все, что можетъ облегчить жизнь ближняго вообще, а дорогихъ ближнихъ въ особенности». Дмитрій Ивановичъ не зналъ о любви его жены и Кожухову: она ничего не говорила ему, а онъ ршительно ничего не могъ замтить, что намекало бы на ихъ любовь. Правда, холостые мужчины часто бывали въ его дом, но вдь у него дочь-невста. Правда, Кожуховъ чаще всхъ остается въ гостиной съ глазу на глазъ съ его женой, разговариваетъ чаще всего съ нею, сопровождаетъ ее во время катаній за городъ; но вдь она здила кататься всегда съ дочерью, а съ глазу на глазъ съ Кожуховымъ она остается только тогда, когда дочь играетъ въ зал на фортепіано или разговариваетъ тамъ съ другими гостями: вдь нельзя же всмъ холостымъ только и быть при дочери, сидть и разговаривать только съ дочерью. Правда, что о любви Софьи Михайловны къ Кожухову знали многіе и многіе въ город часто подтрунивали и сплетничали надъ нею, да и Софья Михайловна сама любила часто и не стсняясь подтрунить надъ городскими остротами и сплетнями надъ ней; но вдь не весь же городъ зналъ и врилъ въ ея любовь къ Кожухову, а мужъ всегда послднимъ узнаетъ объ измн жены, о нкоторыхъ тревогахъ и волненіяхъ сердца жены. Правда, что Дмитрія Ивановича все-таки очень удивило письмо Кожухова, что ему, почему-то, было очень тяжело посл прочтенія письма; но онъ скоро успокоился, подумавъ, что, вроятно, Кожуховъ хочетъ просить у него руки его дочери, что, вроятно, онъ не переговорилъ еще объ этомъ съ дочерью, а съ нимъ первымъ желаетъ объясниться.

«Я его не долюбливаю, ему кажется боле удобнымъ объясниться сперва со мной, и онъ выбралъ для этого время, когда нтъ жены и дочери. Что-жь, я не прочь переговорить… Я вамъ, чиновникъ, отвчу, что для меня счастье Екатерины — все, что если она будетъ согласна вступить съ вами въ бракъ, то я, конечно, благословлю васъ, хотя, говоря откровенно, желалъ бы видть ее замужемъ за другимъ, боле васъ человчнымъ и мене васъ чиновнымъ человкомъ…»

Такъ ршилъ Дмитрій Ивановичъ отвтить Кожухову и боле не думалъ ни о немъ, ни объ его письм. Въ субботу, возвратясь поздно ночью изъ собранія строителей дороги, онъ привелъ съ собою одного изъ нихъ ночевать, — и теперь, въ воскресенье утромъ, въ десятомъ часу, онъ и гость сидли за чаемъ въ столовой. Дмитрій Ивановичъ былъ совершенно одтъ, такъ какъ привыкъ одваться сейчасъ посл умыванія, а умывался — какъ только вставалъ съ постели и терпть не могъ халатовъ, шлафорокъ и даже сюртука или пиджака, если оные надты были на немъ не поверхъ жилета.

Въ десять часовъ лакей доложилъ, что г. Кожуховъ изволитъ дожидать въ зал. Дмитрій Ивановичъ, извинившись предъ гостемъ и предложивъ ему почитать газеты, поспшно вышелъ изъ столовой въ залъ.

Онъ и Кожуховъ очень любезно поздоровались. Кожуховъ имлъ совершенно обыкновенный, всегдашній, свой видъ: спокоенъ, независимъ, съ любезнымъ и серьезнымъ выраженіемъ во взгляд. Онъ никогда ничего не длалъ не подготовившись, не обдумавъ, не предначертавъ себ ясной и всесторонней программы. Онъ и теперь, явившись къ Рымнину, чтобы переговорить съ нимъ о своей любви къ Софь Михайловн и о любви ея въ нему, имлъ заране составленную программу своихъ рчей, жестовъ, тоновъ голоса, улыбокъ и т. д., при всевозможныхъ комбинаціяхъ въ отвтахъ, возраженіяхъ и даже, могущаго быть, нахальства со стороны Рымнина. Программа его была безукоризненно-прекрасна во всхъ отношеніяхъ. Она состояла, во-первыхъ, въ томъ, чтобы, при всевозможныхъ положеніяхъ хода переговоровъ, сохранить свой обыкновенный, джентльменскій, какъ онъ называлъ, видъ, ни на минуту не теряя при этомъ разсудительности въ рчахъ и спокойствія въ голос, во-вторыхъ, чтобы быть все время въ положеніи нападающаго, такъ какъ въ оборонительномъ положеніи онъ привыкъ безмолвнымъ согласіемъ и поддакиваніемъ только безъ большаго конфуза уходить отъ гнва губернатора, въ положеніи же нападающаго онъ съ честью и славой держалъ бразды правленія надъ канцеляріей, надъ исправниками, становыми и городскою полиціей; въ-третьихъ, орудіями для нападенія избрать свободу чувства женщины, величіе свободы вообще, проклятіе притсненію и насилію, умъ и доброе сердце Рымнина, спокойствіе Софьи Михайловны, благодарность къ ней Рымнина за ея долгую любовь и труды по управленію имніями и, наконецъ, возможность, безобидно для всхъ, заинтересованныхъ лицъ, устроить счастье Софьи Михайловны, дать ей возможность любить его, Кожухова, такъ какъ онъ тоже любитъ ее, а любовь Рымнина сомнительна въ реальномъ смысл, а идеально она можетъ продолжаться. Такова была программа Кожухова, и онъ имлъ совершенно спокойный видъ, — былъ увренъ въ полномъ выигрыш своего дла. Самое худшее, возможность чего онъ допускалъ, это то, что, въ гнв или злоб, Рымнинъ попроситъ его уйти и боле не бывать въ его дом; но подобный исходъ онъ считалъ если и не полною побдой, то, во всякомъ случа, выиграннымъ сраженіемъ, посл котораго въ скоромъ времени должна наступить полная побда. Пока Софья Михайловна любитъ его, пока она не встртилась съ мужчиной, который бы заинтересовалъ ее боле, чмъ онъ, — для нея удаленіе его отъ ихъ дома и лишеніе возможности видть его будетъ тяжелымъ ударомъ. Она начнетъ скучать, у ней явится боязнь измны съ его стороны, желаніе видть его, принадлежать ему; а этого только и нужно Кожухову, — онъ отлично воспользуется подобнымъ ея состояніемъ и, пустивъ въ ходъ любовь, угрозу и, главное, логику, уговоритъ ее оставить мужа и броситься въ его объятія. Тогда — полная побда… Женщина, разъ поставившая себя въ подобное положеніе относительно мужа и любовника, уже на вки принадлежитъ любовнику, — для любовницы уже невозможна измна. Онъ и она, конечно, принуждены будутъ вести на первыхъ порахъ уединенную жизнь, ухать даже куда-нибудь далеко, напримръ, въ Парижъ или Неаполь, а тамъ — дти и… полная побда… Рымнинъ, конечно, не произведетъ скандала, не будетъ требовать черезъ полицію жену, — онъ человкъ съ положеніемъ и гуманенъ; служебная карьера Кожухова ничуть не пострадаетъ, — въ любовныя дла служащихъ начальство не вмшивается; Рымнинъ начнетъ страдать, скучать, а главное — томиться отъ нкотораго скандала и… скоре умретъ. Кожуховъ потомъ женится и достигнетъ того, чего хотлъ. Полная побда!..

«Не предполагаетъ возможности отказа», — подумалъ Дмитрій Ивановичъ, осмотрвъ всю фигуру Кожухова и не замтя въ ней ни малйшаго измненія противъ обыкновеннаго. Ему вдругъ сдлалось какъ-то неловко и не по себ. Ему всегда не нравился Кожуховъ, а теперь онъ просто былъ противенъ для него. Вдь онъ пришелъ просить, какъ предполагалъ Рымнинъ, принять его въ ихъ семью, просить — быть ему отцомъ, а иметъ видъ человка, исполняющаго самую обыкновенную обязанность, самую пустую формальность, — человка, который, какъ будто, уже завладлъ его Екатериной, его любимой, умной, доброй и единственною дочерью, и который, съ чувствомъ гордости и самохвальства, прикрытыхъ обыкновенною наружностью, пришелъ скоре похвастаться передъ нимъ, отцомъ, а не просить благословенія.

— Вы позволите мн, Дмитрій Ивановичъ, прямо приступить въ длу, для котораго я обезпокоилъ васъ и оторвалъ отъ длъ земства и земской желзной дороги? — началъ Кожуховъ, когда онъ и Рымнинъ услись въ зал у небольшаго стола предъ зеркаломъ.

— Готовъ слушать, — отвтилъ Рымнинъ, — стараясь не смотрть на Кожухова.

— Я долженъ прежде всего просить васъ, уважаемый Дмитрій Ивановичъ, дать мн слово, что нашъ разговоръ останется навсегда только между нами.

— Почему?… Вы писали, что желаете говорить объ особ дорогой для меня. Мн кажется, что нашъ разговоръ долженъ быть извстенъ этой особ, если только онъ не убьетъ ее или не доведетъ до паралича. — Рымнинъ старался придать своему голосу ироническій оттнокъ, но иронія, помимо его воли, выходила нсколько брюзгливою, сердитою, раздражительною.