— Я не очень плаксивъ, но и у меня навернулись слезы на глаза, когда Могутовъ, одно мгновеніе назадъ дикій и страшный, поднялъ мальчика, нжно поцловалъ его и съ дрожью въ голос успокоивалъ его… Но что съ вами? — испуганно спросилъ Кречетовъ, увидавъ слезы на глазахъ Катерины Дмитріевны.

— Вотъ и нтъ слезъ, правда? — быстро проведя рукой по глазамъ, силясь улыбнуться и быть веселой, тихо сказала она, робко взглянувъ на Кречетова. Еще въ гостиной, когда Кречетовъ началъ говорить о Могутов иногда Софья Михайловна заявила, что «скоро весь городъ будетъ говорить объ этомъ Могутов, какъ о восьмомъ чуд», — у Катерины Дмитріевны вдругъ ускоренно забилось сердечко, кто-то, какъ будто, на ухо шепнулъ ей, что это восьмое чудо не для нея, и слезы чуть не брызнули изъ ея глазъ, она едва смогла ихъ сдержать; а теперь, когда она услышала отъ Кречетова о грозной смлости, о глубокой нжности и доброт Могутова къ бдному мальчику, — она уже не имла силы владть собою, не могла сдержать слезъ и они вдругъ брызнули изъ ея глазъ.

— А я вспоминалъ о васъ, Катерина Дмитріевна, когда былъ у Могутова и когда халъ отъ него къ вамъ, — желая перемнить разговоръ, но сохраняя грустно-плаксивую улыбку на лиц, сказалъ Кречетовъ.

— Да? — разсянно и не сразу сказала она.

— Я пилъ у Могутова чай и видлъ у него на стол пасху… Мн подумалось, что это ваша добрая и любящая душа послала ее ему… Я торопился хать къ вамъ, чтобы пожать нашу руку и сказать вамъ великое спасибо за это… Но какое я имю право на это? — вздохнувъ и грустно смотря на двушку, закончилъ онъ.

Она, склонивъ голову внизъ, съ сильно блднымъ лицомъ, какъ статуя, сидла неподвижно.

«О чемъ она думаетъ теперь?… Конечно, не обо мн… О Могутов?» — и какъ бы желая узнать, дйствительно ли она думаетъ о Могутов, онъ громко сказалъ:

— Вы думаете о Могутов, Катерина Дмитріевна?

— Да, — разсянно и не сразу отвтила она. — А вы исполните мою просьбу? — спросила она потомъ, быстро поднявъ голову вверхъ, а ея большіе, черные глаза, горвшіе лихорадочнымъ блескомъ; съ выраженіемъ горячей мольбы смотрли на него.

— Исполню все; что вы прикажете! — взявъ ея холодную руку и горячо сжимая ее, громко отвтилъ Кречетовъ.

— Приведите къ намъ Могутова… — И рука ея дрогнула въ рук Кречетова, и ея головка онять опустилась на грудь.

«Такъ!.. Предчувствіе не обмануло меня!» — продолжая держать ея холодную руку и задумчиво-грустно смотря на двушку, подумалъ Кречетовъ.

— Приказывайте, когда, и я исполню ваше желаніе! — тряхнувъ головою, взъерошивъ порывисто волосы на ней, горячо опять сжимая руку двушки и съ добродушною улыбкой на лиц, громко сказалъ онъ посл короткаго молчанія. Онъ какъ бы вдругъ примирился съ необходимостью всего того, что сейчасъ, только возбуждало въ немъ грусть и досаду, какъ бы даже вдругъ обрадовался всему этому, какъ бы все это вдругъ показалось ему не источникомъ печали и грусти для него, а источникомъ, имющимъ возбудить въ ней любовь къ нему если и не сейчасъ, то въ близкомъ будущемъ. — Завтра, посл завтра… до будущей недли, — быстро сказала она и румянецъ вдругъ ярко заигралъ на ея щекахъ.

— Будетъ исполнено!.. Но почему только до будущей недли? — улыбаясь спросилъ онъ.

— На будущей недл я уду въ деревню, — робко поднявъ на него глаза, отвтила она.

— На все лто, Катерина Дмитріевна? — продолжай держать ея руку и ласково улыбаясь, спросилъ онъ.

— Да, — отвтила она и со всей силы сдавила его крупную руку своей маленькой и слабою рукой.

— Что вы мн посовтуете выпить, князь? — обратился къ Кречетову вышедшій изъ гостиной военный генералъ. — А милйшая Катерина Дмитріевна что посовтуетъ мн състь? Я, знаете, считаю священнымъ долгомъ въ сей день, гд бы я ни былъ, непремнно выпить и закусить что-нибудь.

— Мадера не дурна, генералъ, — отвтилъ Кречетовъ, собираясь уходить.

— Что же вы мн посовтуете, Катерина Дмитріевна? Я, впрочемъ, съмъ того, чего еще не лъ. Ветчину лъ; колбасу — тоже, сало — тоже, поросенка — тоже, индюка — тоже, икру лъ, яйца лъ, — два яйца сълъ, — сардинки лъ, паштетъ лъ, — водя глазами по столу, говорилъ генералъ. — Редиса не лъ, не лъ. Отлично, редиса съмъ съ масломъ! Не дурно будетъ, Катерина Дмитріевна, какъ вы думает? — принимаясь за редисъ и расправляя усы, спрашивалъ генералъ, не глядя на двушку, а устремивъ свои маленькіе, живенькіе глаза на редисъ.

На второй день вечеромъ Кречетовъ стоялъ около рояля, за которымъ сидла Катерина Дмитріевна. Она не играла, а тихо и нехотя брала аккорды одною рукой.

— А что же моя просьба? — спросила она.

— Простите, Катерина Дмитріевна?..

— Что?! — быстро и громко вскрикнула она, вскинувъ на него, горящіе огнемъ нетерпнія и гнва, большіе черные глаза.

Онъ молчалъ и задумчиво-грустно смотрлъ на нее.

— Говорите, почему? — опустивъ глаза внизъ, боле спокойно сказала она.

— Я предлагалъ ему, конечно, отъ себя, познакомить его съ почтеннымъ Дмитріемъ Ивановичемъ. «У меня нтъ даже костюма, чтобы бывать у такого богатаго пана», — отвтилъ онъ. Я потомъ долго говорилъ ему о Дмитріи Иванович, о его доброт, объ умныхъ и живыхъ вечерахъ въ его семейств, говорилъ и о васъ…

— Что же вы говорили обо мн? — живо перебила она его.

— Что вы прекрасно играете, что вы добры, что вы полны любовью къ правд и добру, что вы готовы длать все для правды и добра! — горячо отвтилъ онъ.