Шрифт:
Женщина въ деревенскомъ костюм принесла подносъ, на которомъ стоялъ графинъ съ водкой, дв рюмки, тарелка съ чернымъ хлбомъ и тарелка съ кускомъ икры. Вмст съ женщиной въ кабинетъ полицеймейстера вбжала хорошенькая двочка лтъ семи, одтая въ ситцевый сарафанъ и кумачевую рубашку.
— А, моя юдочка! Ну, поди, поди ко мн. Водку пришла пить?… Хочешь? — наливая водку въ рюмки и обращаясь къ двочк, говорилъ ласково полицеймейстеръ.
— Во здравіе! — кивнувъ головой Бибикову и подмигнувъ указательно на другую рюмку, сказалъ затмъ полицеймейстеръ и, „по пожарному“, опорожнилъ одну рюмку.
— Всякаго благополучія! — сказалъ Бибиковъ и медленно пропустилъ водку изъ второй рюмки.
— А икорки хочешь, дочка? — посадивъ двочку на колни, спросилъ полицеймейстеръ.
— Не хочу. Вези на пожаръ, папа! — отвтила двочка.
— На пожаръ захотла? Изволь, изволь….- и полицеймейстеръ началъ дрожать ногами, такъ что двочка подскакивала, сидя у него на колняхъ.
— Сильнй, папа, сильнй! — кричала двочка.
— Изволь, изволь…. Во всю прыть?… Катай, лошадки, мадмазель полицеймейстерша детъ!.. Сторонись!.. Эй, купчина, спасай свово грузное тло, а то задавитъ те мадмазель полнцеймейстерша!.. Пади!
— Ха-ха-ха! — смялась двочка.
— И какой это у васъ, барышня, папаша веселый! Не надыть лучшаго папаши… Правда, барышня? — утираясь платкомъ, сказалъ Бибиковъ.
— Папа — добрый, а вы — толстый. Я папу люблю, а васъ нтъ, — продолжая подпрыгивать на колняхъ у папы, громко говорила двочка.
— А толстый теб гостинца не принесетъ…. Пади!.. Его такимъ боженька сдлалъ…. Правй!.. Будешь любить толстаго дядю?
— Буду. А когда онъ гостинца принесетъ? — бойко отвчала двочка.
— Пришлю, пришлю, барышня! Ужь непремнно пришлю! Конфекть пришлю.
— Я и конфектъ хочу, и апельсиновъ хочу, и варенья хочу!
— Всего хочешь?… Губа у тебя, дочка, не дура. Будетъ! — переставъ дрожать ногами, сказалъ полицеймейстеръ.
— Еще, еще, папа! Пожаръ далеко. Такъ скоро не пріхали!
— Ладно…. Идетъ еще…. А ты, Мавра Захаровичъ, пропусти, да и продолжай исторію, — начавъ опять дрожать ногами, сказалъ полицеймейстеръ.
— А вы, Филаретъ Пупліевичъ? — сказалъ Бибиковъ, смотря на графинъ.
— Мн нельзя… Служба. Придется еще по служб хать.
— Нон и судъ этотъ былъ, — пропустивъ рюмку, началъ Бибиковъ. — Праздника нон, кажись, нтъ, а заведеніе гуляетъ. Въ свидтеляхъ, значитъ, вс, только жену съ ребятами и оставили. Ну, да и судъ, Филаретъ Пупліевичъ!.. „Была крыса?“ — судья спрашиваетъ. — Была, — отвчаютъ. — „Была?“ у другаго опять спрашиваетъ. — Была…. Такъ-то всхъ моихъ перебралъ и вс въ одно слово: была и харчь плоха…. А тотъ-то, вученикъ треклятый, опосля всего, спустилъ портки, задралъ халатъ, да голый, аспидъ, спину и показываетъ мировому…. Ну, и присудилъ: штрафа четвертную — объ томъ, что эта порядка мировая еще внов; а опосля, если опять жалоба на харчь будетъ, — грозилъ въ арестантскую…. Вотъ она исторія-то, Филаретъ Пупліевичъ!
— Такъ тебя и надо. Не дерись, корми рабочихъ хорошо… Вотъ и я велю частному приставу каждый день заглядывать въ заведеніе твое и харчь твой пробовать. Чуть что плохо — актъ!.. Будешь вести порядки по-новому! — сказалъ полицеймейстеръ, продолжая везти дочь на пожаръ.
— Не шутите, Филаретъ Пупліевичъ…. Надоть помочь дать…. Проучить надоть вученика мово, проучить надоть! Я его къ теб за эфтимъ самымъ и приволокъ….
— Съ полиціей не шутятъ! — серьезно сказалъ полицеймейстеръ. — Поди къ мам,- снимая двочку съ колнъ, продолжалъ онъ. — Скажи: прощай, толстый дядя, и не забудь, молъ, конфектъ прислать, — самъ-де пообщалъ.
— Прощай, толстый дядя, — подавая ручонку Бибикову, говорила двочка. — Конфектъ пришлите, и яблокъ, и варенья.
— Пришлю, пришлю, барышня. Непремнно пришлю! — говорилъ Бибиковъ и нагнулся всмъ корпусомъ впередъ, желая поцловать двочку, но та, съ крикомъ: „нехочу, вы толстый!“ — убжала.
— Экипажей починить не надоть? — посл долгаго молчанія спросилъ Бибиковъ.
— Свои кузнецы есть, не надоть, — нехотя отвчалъ полицеймейстеръ.
— Филаретъ Пупліевичъ, надоть помочь дать… Съ эфтими порядками заведеніе — брось… Въ раззоръ пойдешь!..
— И я теб совтую бросить, — снова нехотя сказалъ полицей мейстеръ.
Бибиковъ ползъ въ карманъ, досталъ оттуда бумажникъ и вынулъ изъ него пятидесятирублевую бумажку.
— Филаретъ Пупліевичъ!.. А экипажи окромя, — кладя предъ полицеймейстеромъ бумажку, сказалъ Бибиковъ.
— Послушай, ты, толстый фабрикантъ каретнаго заведенія! — посмотрвъ на бумажку, началъ полицеймейстеръ. — Ты дашь мн еще три такихъ же, да приставу второй части такую же. Понялъ?
— Многовато, Филаретъ Пупліевичъ, — вздохнувъ сказалъ Бибиковъ.