— И только?

— Только, папа. Но я чувствую, папа, что и съ другимъ будетъ тоже самое.

— Займись еще чмъ-нибудь. Найдешь трудъ, который теб понравится, и ты будешь хорошимъ мастеромъ этого труда.

Дочь отрицательно качала головой.

— Теб кажется, Екатерина, что писать бумаги, какъ пишутъ чиновники, нуженъ особый умъ? Ты думаешь, что управлять имніями, какъ управляетъ ими Соня, — а она управляетъ ими недурно, — нужна особенная подготовка, особенное образованіе? — Нтъ, моя Екатерина! Ты настолько подготовлена, что если заставитъ тебя нужда или другая необходимость быть чиновникомъ, конторщикомъ, учителемъ, управляющимъ, то ты, присмотрвшись къ длу, живо поймешь его и поведешь его хорошо…. Но теб ничего подобнаго не нужно длать и, дастъ Богъ, и никогда не придется длать. Ты молода, здорова, красива, умна, — тебя полюбятъ и ты полюбишь. Замужемъ сама жизнь укажетъ теб, чмъ заняться, чтобы былъ порядокъ въ дому, чтобы были умны и здоровы дти, чтобы какъ у тебя, такъ и у твоего мужа была работа, былъ и досугъ. Соня, кончивъ курсъ въ институт и пріхавъ домой, наврно, и половины не знала того, что знаешь ты, а когда бдность заставила торговать за буфетомъ, она отлично торговала. Выйдя за меня замужъ и замтивъ, что у меня нтъ времени заниматься имніями, она занялась ими, занимается до сихъ поръ, и занимается хорошо…. Ты ничего еще не длала, Екатерина, ни надъ чмъ не пробовала своихъ силъ, — теб и кажется, что ты глупа, ни къ чему неспособна, ничего не умешь длать.

Отецъ замолчалъ. Онъ хотлъ еще говорить, такъ какъ ему казалось, что еще не все исчерпано въ доказательство честнаго исполненія имъ долга отца въ ней, его дочери, но онъ много полагался на умъ и понятливость дочери, зналъ по опыту, какъ излишнія слова вредятъ доказательству, и потому замолчалъ и вопросительно смотрлъ на дочь. Она сидла все такъ же ровно, пристально смотря на него; но въ глазахъ ея не искрился тотъ блескъ, который всегда былъ замтенъ въ нихъ, когда она хотла говорить, — въ нихъ не было задумчивости, напряженности, которая всегда служила признакомъ, что она сильно думаетъ, ршаетъ въ ум задачу, желаетъ быть только сама съ собой.

— „Надо подробне доказать ей“, — подумалъ отецъ и началъ говорить:- Я теб скажу, Екатерина, что есть два взгляда на женщину. Одни полагаютъ, что сама природа раздлила обязанности и положила разныя цли жизни какъ для мужчины, такъ и для женщины, что природа надлила ихъ разной физическою силой, разною склонностію ума. Женщин, какъ матери дтей, природа дала больше нжности, доброты; организмъ ея слабе, мене выносливъ, чмъ организмъ мужчины, который поэтому и боле грубъ, сурове женщины, способенъ къ большему труду, къ большей выносливости…. Другіе говорятъ, что природа малымъ чмъ отличила мужчину отъ женщины, что она создала ихъ одинаково умными и одинаково сильными; но что только условія жизни, трудность борьбы съ природой, трудность воспитанія и выращиванія дтей — поставили женщину въ условія исключительныя и подчинили ее мужчин, сдлали женщину боле слабой и мене выносливой сравнительно съ мужчиной…. Кто правъ — дло не важное. Фактъ тотъ, что разница есть; но разница эта обусловливается требованіемъ жизни и уничтожить ее нельзя…. Жизнь не требуетъ въ настоящее время ни женщинъ-чиновниковъ, ни женщинъ-моряковъ, техниковъ, воиновъ, докторовъ, ученыхъ хозяекъ, и я не далъ теб, Екатерина, образованія нужнаго чиновнику, моряку, воину, технику, доктору или ученому хозяину. Негд бы было примнять теб подобнаго образованія, да и рано еще въ твоемъ возраст быть чмъ-либо подобнымъ. Но, повторяю теб, ты умна и знаешь столько же, какъ и окончившій гимназію юноша. Онъ, какъ и ты, вступая въ жизнь, воображаетъ себя дуракомъ, но, всмотрвшись въ жизнь, скоро приспособляется къ дятельности и успшно длаетъ карьеру на той дорог, которую изберетъ. Ты тоже будешь отличная работница того или другаго дла, если судьба заставитъ тебя быть работницей; но жизнь требуетъ отъ женщины только умнья быть матерью и женою…. И пока ты, Екатерина, выйдешь замужъ, чтобы не скучать и не тревожить даромъ твою чуткую головку, начни заниматься чмъ-нибудь, что только полюбится теб. Мой совтъ — заняться педагогіей. Эта наука нужна матери, нужна для счастія ея дтей, а остальныя науки въ подробностяхъ — праздное занятіе для теб негд будетъ примнять ихъ, да, сдлавшись матерью, и некогда будетъ. Но ты подготовлена къ подробному изученію всхъ наукъ, какъ гимназистъ къ университету. Попробуй заняться — и ты увидишь, что я говорю правду. Я исполнилъ честно свой долгъ отца къ теб, Екатерина!..

Она быстро вскочила съ своего кресла, сла къ нему на колни, обняла руками его шею и цловала лицо отца долго и крпко. Потомъ, также сидя и гладя одною рукой сдую бороду отца, начала говорить, какъ можетъ говорить только семнадцати-лтняя двушка. Въ голос ея слышалось и любовь, и нжность, и уваженіе, и гордость, и благородность, и все, все, что такъ сладко щекочетъ слухъ мужчины, но чего ему никогда не высказать самому. Только псни чуткой души поэта-лирика, съ ея великимъ даромъ превращать слова въ звуки и рчь — въ музыку, только пронизывающіе насквозь всего человка звуки скрипки артиста способны вызвать и напомнить иногда что-то подобное, но и то такъ, что кто не слышалъ самъ изъ устъ двушки подобнаго говора, тотъ будетъ мертвъ и при передач ихъ поэтомъ, и при воспроизведеніи ихъ артистомъ.

— Умный, славный, честный, любящій папа! Екатерина несправедлива въ теб. Видишь, какая она глупая, неблагодарная, злая!.. Она оклеветала тебя, — она думала, что ты обидлъ ее, сдлалъ ее глупой! Но ты далъ ея голов все, все, все, что нужно, и если она ничего не уметъ длать, такъ это отъ того, что она отъ природы глупая, идіотка, да еще и клеветница, злая. Но ты прости, папа, Екатерину. Простишь?… Папа смется: онъ проститъ. Добрый папа! Умный, добрый, лестный папа!.. Твоя Екатерина будетъ тоже умной, любящей, честной матерью…. Вдь больше ей нельзя ничмъ быть, папа? Для жизни нужны хорошія матери, а женщинъ ученыхъ, воиновъ, хозяекъ, техниковъ, докторовъ…. не нужно. Мужчина — боле сильный, боле умный, онъ будетъ длать все самъ, а женщина будетъ только помогать, чтобы былъ покой въ дому, чтобы была работа и былъ досугъ для обоихъ. Такъ, папа? — какъ бы повторяя, для лучшаго усвоенія, слова отца, говорила дочь, но въ ея вопрос: „такъ, папа?“ не слышалась та самодовольная игривость, съ которой ученикъ говоритъ своему доброму репетитору урокъ, зная, что онъ хорошо и правильно говоритъ его. Нтъ, въ ея вопрос слышна была грусть, усталость, какъ слышна усталость въ отвт ученика, когда отвчаемый имъ урокъ долго не давался ему, долго былъ непонимаемъ, и, спрашивая: „такъ?“, онъ боится, чтобъ ему не приказали повторить урокъ.

— Такъ, такъ! Правда, правда! — отвчалъ отецъ, спокойно сидя и нжась, и мля, какъ можетъ нжиться и млть отецъ при ласкахъ умной красавицы-дочери. Отъ него не ускользнула грусть въ ея голос при конц, но ему почему-то была пріятна она. Быть-можетъ въ голов его не ясно шевелилась мысль: „грустить есть чего, но ты не бросишься замужъ очертя голову, ты долго будешь выбирать, твой выборъ будетъ уменъ, ты будешь счастлива въ брак“.

— Значитъ, папа, равенства нтъ и быть не можетъ?… А Лукомскій говорилъ, что все стремится къ равенству, что и женщина стремится къ нему…. Правда это, папа? — спросила она посл долгаго молчанія.

— Постой! — порывисто вставая съ кресла, сказалъ отецъ. — Я докажу теб, что Лукомскій — софистъ. — Онъ началъ скоро ходить по кабинету, а дочь сла и на лиц ея на одно мгновеніе заиграла улыбка. Она знала, что когда отецъ говоритъ, ходя по кабинету, то слова его получаютъ какую-то особенную силу: звукъ его голоса не измняется, онъ говоритъ какъ всегда, понятно и убдительно, но гораздо короче, сильне, убдительне. — Лукомскій софистъ, — началъ отецъ посл короткаго молчанія. — Разв равенство и тождество — одно и то же? Ты знаешь, что въ алгебр есть разница между равенствомъ и тождествомъ, и въ жизни быть равнымъ не значитъ быть тождественнымъ. Почему Лукомскій за мрку равенства беретъ количество, а не качество? Онъ не дуракъ. Онъ знаетъ великое значеніе качества и малую пригодность количества, если имъ не руководитъ надлежащее качество. Разв въ этомъ хрустал,- онъ указалъ на большую друзу горнаго хрусталя, какъ прессъ-папье лежавшую на стол,- одинъ элементъ, входящій по всу въ пять разъ въ меньшемъ количеств противъ другаго, можетъ этимъ гордиться надъ другимъ, считать другой не равнымъ ему? Разв скромный юноша Давидъ, побдившій великана Голіафа, не выше Голіафа? Разв эта друза кристалловъ не прекрасна, хотя входящіе въ нее элементы не равны не только количествомъ, но и качествомъ? Вдь, еслибъ одного элемента было бы больше, эта друза превратилась бы въ аморфную смсь, безъ игры, безъ блеска, безъ симметрически-правильныхъ линій и плоскостей. Нтъ, равенство и тождество — не одно и то же въ природ и въ жизни! Женщина равна мужчин въ жизни, хотя она и не тождественна ему. Отчего Лукомскій не беретъ себ, для полнаго равенства, для тождества, жену съ такимъ же горбатымъ носомъ, какъ у него, такую же сутуловатую, какъ онъ, съ такими же рдкими волосами, какъ у него?… Если женщина, по условіямъ жизни, нетождественна съ мужчиной, слабе его, положимъ, даже глупе его, не получаетъ жалованья и не иметъ приданаго, за то женщина гораздо красиве мужчины, понятливе, добре, боле любяща, справедливе. А вдь только при этихъ условіяхъ, когда женщина добре, уступчиве, боле нжна, и можетъ быть семейная жизнь. Кто поклонникъ полнаго тождества, тотъ долженъ отказаться отъ брака и семьи. Семья — это друза кристалловъ, въ которой элементы, разные по сил и качеству, соединяясь, даютъ семью, блестящую, правильную группу людей. Полное тождество — это аморфная масса, куча песку, но не кристаллъ, не бракъ. Лукомскій — софистъ. Онъ свое стремленіе къ богатству, чрезъ посредство выгодной женитьбы, хочетъ оправдать, закрасить хитро-сплетенною ложью съ подкладкой равенства. Истинная любовь не разбираетъ состоянія, приданаго. Скажу даже больше, что для мужчины, которому такъ много дано свободы для приложенія своихъ силъ, для избранія любой карьеры въ жизни, щекотливо жениться на богатой, даже при горячей любви. Я говорю, конечно, о лучшемъ мужчин, о мужчин геро. Лукомскій — не герой, а отребье героевъ…. Да, полнаго равенства нтъ, но жизнь и безъ него играетъ, блеститъ и правильно идетъ впередъ. Не скрою, что есть женщины стремящіяся къ тождеству съ мужчиной, но такія женщины отвергаютъ бракъ, семью. Есть и мужчины съ такимъ направленіемъ, но и они отвергаютъ бракъ и семью. Вмсто брака и семьи они не предлагаютъ пока ничего яснаго, блестящаго, правильнаго, какъ кристаллъ, а говорятъ о чемъ-то дикомъ, скотоподобномъ, страшномъ….

— Барыня проситъ пожаловать пить чай, — сказалъ лакей, прервавъ рчь отца.

— Хорошо, — отвчалъ онъ и потомъ, по уход лакея, поднявъ голову дочери и цлуя ее, продолжалъ:- Ты еще не жила полною жизнью, Екатерина. Теб хочется этой жизни, ты хочешь броситься въ нее, такъ какъ чувствуешь въ себ достаточно силъ для жизни; но ты, — что совершенно согласно съ натурой людей, — боишься перваго шага, какъ институтка боится перваго бала, хотя она прекрасно приготовлена для него. Повторяю теб мой совтъ: займись до замужства спеціально педагогіей. Не понравится, займись ботаникой, физикой, химіей, математикой и, вмст съ тмъ, начни читать газеты и журналы, чаще гуляй по городу, бывай почаще у знакомыхъ, старайся узнать, правду человкъ говоритъ или лжетъ, умй проникать въ душу человка.