Собаки рванулись, одна даже было начала лаять, радуясь, что наконецъ можно продолжать путь, но за это старикъ наградилъ ее сильнымъ пинькомъ. Нсколько минутъ спустя, Гансъ опять очутился одинъ и задумчиво продолжалъ спускаться съ горы. Нсколько разъ онъ весело улыбался, представляя себ картину, какъ Грета швырнула въ уголъ коврики; въ дополненіе картины, онъ воображалъ себ положенiе Якова Кернера, сидящаго на одномъ изъ этихъ ковриковъ и летящаго вмст съ нимъ въ уголъ. Но въ конц концовъ разговоръ съ Клаусомъ, вмсто того, чтобъ успокоить Ганса, еще боле встревожилъ его. Подарокъ Якова не выходилъ у него изъ ума, и онъ спрашивалъ себя: не полюбитъ ли Грета мало по малу соломенные коврики? Двушка всегда останется двушкой, а богатый женихъ… Ахъ, чортъ возьми! Блый, будешь ли ты спускать, какъ слдуетъ?

Когда Гансъ пріхалъ, дождь прошелъ, и посл ужина дочери булочника могли опять трепать ленъ, сидя на чисто вымытыхъ ступенькахъ крыльца. Гансъ стоялъ, покуривая свою любезную трубочку, и смотрлъ на двушекъ. Онъ уже отказался отъ надежды встртить Грегу подъ тополями. Двушки болтали, а Гейнцъ, опустивъ руки въ карманы, стоялъ, прислонясь къ косяку, и снова завелъ съ Гансомъ разговоръ на избитую тему: не лучше ли опять запрягать стараго буланаго, пока блый не привыкнетъ къ зд по горамъ.

Яковъ Кернеръ вышелъ въ это время изъ дому и сталъ переходить черезъ улицу. Замтя группу у дверей, онъ пріостановился на минуту; но потомъ, пожелавъ сухо

«добраго вечера», поворотилъ въ переулокъ. Онъ въ правой рук держалъ что-то, чего въ сумеркахь нельзя было разсмотрть, тмъ боле, что, проходя мимо дома булоч¬ника, онъ переложилъ свою ношу изъ правой руки въ лвую.

Двушки засмялись; Гансъ слышалъ, какъ Анна сказала: «Онъ идетъ къ своей милой», а Лизбета, вторая дочь Гейнца, проговорила: «А видла ты его громадный букетъ?» къ чему третья, Катерина, прибавила: «Значитъ дло идетъ на ладъ!»

И хохотъ начался снова. У Ганса было очень тяжело на душ; онъ не слышалъ того, что говорилъ булочникъ: ему хотлось побжать за Яковомъ, схватить его и бросить въ прудъ; но онъ не находилъ предлога уйти. Ему пришло въ голову: пока Грета кокетничаетъ съ возлюбленнымъ, почему бы и ему не позабавиться съ дочерью булочника? Онъ подошелъ къ Анн и началъ пересмиваться съ ней.

Анн только этого и хотлось, и скоро они подняли такой смхъ и гамъ, что ихъ было слышно далеко на улиц. Старикъ стоялъ тутъ же и улыбался своей флегматической улыбкой. Гансъ началъ разсказывать разные анекдоты изъ своей военной жизни и такъ усердно разукрашивалъ ихъ, что двушки зажимали себ уши, или, по крайней мр, длали виду что не слушаютъ Ганса, а г. Гейнцъ хохоталъ, подперши себ бока. Веселье было въ самомъ разгар, когда возвратился г. Кернеръ. Капризная Анна спросила его: не потерялъ ли онъ букета? она нашла какой-то букетъ. Это возбудило снова всеобщую веселость, и Гансъ принялъ въ ней самое живое участіе.

Дождь снова сталъ накрапывать, и Гансъ отправился домой, но прежде внесъ прялки двушекъ въ комнату и при этомъ случа усплъ поцловать Анну, которая въ темнот и попыхахъ попалась ему прямо въ объятія.

– Превеселый вечеръ! – сказалъ себ Гансъ.

Но, на слдующее утро, расположеніе его духа было далеко невеселое. Ночью была сильная гроза, и можно было бояться, что втеръ снесетъ всю крышу. Въ нсколькихъ мстахъ потолка оказалась течь, и дождь лилъ прямо на постель Ганса. Сонъ нисколько не облегчилъ его, и онъ чувствовалъ боль во всхъ членахъ, когда сходилъ ощупью по темной лстниц, еще задолго до разсвта. Безсонная ночь еще не была бы большимъ несчастіемъ: Гансу безсонныя ночи были не въ диковинку, и, сдлавъ нсколько шаговъ, онъ побдилъ свою усталость: но съ мыслями справиться было не такъ легко. Цлую ночь его преслдовала мысль – и теперь она не давала ему покоя – мысль, что шутка, которую онъ съигралъ вчера съ дочерью булочника, была безчестная шутка. Его обычное утшеніе, что онъ все это длалъ ради Греты, не подйствовало на этотъ разъ. Все это не заслужило-бы одобренія Греты, а тутъ еще поцлуй за дверью! Гансъ покачалъ печально головой. Дружескаго поцлуя, конечно, никто не можетъ запретить, и ему вспомнились многіе поцлуи изъ его прошедшей жизни, между прочимъ и такiе, которыхъ нельзя было назвать вполн безупречными. Однако – однако, все-таки лучше было бы, если бы я во время убрался домой! Право, меня точно искушаетъ лукавый; я всегда длаю именно то, чего не слдовало бы длать. Гансъ отодвинулъ засовъ у двери и пошелъ въ конюшню. Обыкновенно онъ заходилъ сначала въ кухню выпить чашку кофе, но какъ онъ ни былъ вкусенъ, сегодня у Ганса не было никакого апетита.

Въ дом было все тихо; его врно никто не слыхалъ, и это ему было посердцу. Онъ запрягъ буланаго, какъ вчера условился съ булочникомъ, и хотлъ уже выводить лошадь изъ конюшни, какъ вдругъ увидлъ, что Гейнцъ выходитъ изъ дому и направляется къ конюшн.

«Куда это такъ рано тащится старикъ?» – проворчалъ Гансъ.

– Добраго утра, Гансъ! – сказалъ булочникъ. – Ты уже на ногахъ? Съ этой поры? Это хорошо. Ну, ужъ погодка была сегодня ночью.

– Нечего сказать, хороша! – сказалъ Гансъ.

Булочникъ выразительно взлянулъ на Ганса. «Чего теб надо отъ меня сегодня?» – подумалъ Гансъ.

– Мн пора хать, хозяинъ! – сказалъ онъ наконецъ, видя, что булочникъ не намренъ уступить дороги буланому, и все продолжаетъ смотрть то на Ганса, то на лошадь.

– Дло не къ спху, – сказалъ булочникъ, – выпей прежде чашку кофе; да – что я бишь хотлъ сказать! Я человкъ прямой; словъ тратить не люблю по напрасну. Въ нашей сторон нтъ обычая, чтобы такіе бдняки, какъ ты, Гансъ, женились на дочеряхъ зажиточныхъ крестьянъ. Ну, да ты приглянулся двочк, и приходится по невол смотрть сквозь пальцы. Многого я не могу дать за ней; впрочемъ и ты небогатъ. Вы должны будете сами заботиться о себ. Ты возьмешь на себя все хозяйство, пока Августъ не возвратится изъ полка. Тогда вы займетесь дломъ вмст съ нимъ, а если не поладите, то мы придумаемъ что-нибудь другое для тебя. Ну, теперь, Гансъ! поди-ка въ кухню и объяснись съ двочкой.

Гансъ, впродолженіе всей этой длинной рчи, переминался съ одной длинной ноги на другую и двадцать разъ открывалъ ротъ, чтобы благодарить г. Гейнца за его доброе расположеніе; но г. Гейнцъ пришелъ въ азартъ, точно кляча на ровной дорог, а когда онъ замолчалъ, то Гансъ пожелалъ, чтобы хозяинъ проговорилъ еще полчаса.

– Ну, Гансъ, – сказалъ булочникъ, видя что тотъ стоитъ, какъ вкопаный. – Это тебя врно поразило? – и онъ улыбнулся самодовольной, покровительственной улыбкой. Гансъ собрался наконецъ съ духомъ и сказалъ: