— Я самъ, проговорилъ Дикъ нсколько смущенный. — Разв я вамъ этого не говорилъ, когда вы въ послдній разъ приходили въ контору?

— Вы отлично знаете, что не говорили.

— Можетъ быть и такъ. Да, да, теперь я припоминаю, что не говорилъ. Какъ же! Фредъ очень этого желалъ и я устроилъ имъ свиданіе.

— Ну и что же?

— А вотъ что. Когда онъ узналъ, кто такой Фредъ, онъ не только не обнялъ его, заливаясь слезами и рекомендуясь его ддушкой или бабушкой — переодтой разумется — на что, признаться, мы очень разсчитывали, а накинулся на него, какъ бшеный, ругалъ самыми отборными словами, упрекалъ въ томъ, что старикъ и Нелли, главнымъ образомъ, конечно, по его милости, впали въ нищету, и, не предложивъ намъ даже водки, чуть-чуть не вытолкалъ насъ въ шею.

— Странно! молвилъ карликъ въ раздумь.

— И намъ тоже показалось странно, но я вамъ говорю истинную правду.

Это извстіе ошеломило Квильпа. Долго сидлъ онъ пасмурный, молчаливый, соображая что-то и часто устремляя на Дика испытующій взглядъ, словно онъ хотлъ угадать, по выраженію его лица, не совралъ ли онъ. Но такъ какъ ничего подобнаго ему прочесть на лиц Дика не удалось, тмъ боле, что, предоставленный самому себ, несчастный вздыхатель снова впалъ въ уныніе, вспоминая о своей неудачной любви, карликъ поспшилъ проститься съ нимъ и вышелъ изъ трактира.

— Усплъ ужъ ихъ свести, предупредилъ меня, разсуждалъ онъ, шагая по улиц. — Положимъ, бда не велика, коль скоро изъ этого ничего не вышло. Но все-таки, стало быть, онъ хотлъ дйствовать помимо меня. Какъ я радъ, что онъ выпустилъ изъ рукъ невсту, ха, ха, ха! Этакой дуракъ! Теперь ужъ онъ не броситъ своего мста, а для меня это очень важно. Во-первыхъ, я всегда могу его найти, когда онъ мн нуженъ, а затмъ, благодаря его глупости, я знаю все, что длается и говорится у Брасса, и это мн ничего не стоитъ, кром грошеваго угощенія. Подожди, Дикъ, ты мн еще пригодишься; не сегодня, завтра, я пойду къ незнакомцу и, чтобы заслужить довріе, разскажу ему, для чего ты хотлъ жениться на Нелли, а до поры до времени. мы будемъ, съ вашего, сударь, позволенія, самыми лучшими друзьями въ мір.

Погруженный въ эти размышленія, карликъ, тяжело дыша, — у него была какая-то особенная одышка — добрался до Темзы и, переправившись на другую сторону, заперся въ своей холостой квартир, гд, отъ дыма, свта Божьяго не было видно: вмсто того, чтобы выходить въ трубу, дымъ цликомъ разстилался по комнат. Но хозяинъ не унывалъ. Напротивъ, ему, повидимому, доставляло удовольствіе дышатъ такимъ пріятнымъ воздухомъ, который пришелся бы не совсмъ по вкусу боле деликатной особ. Подкрпившись роскошнымъ обдомъ изъ сосдняго трактира, онъ слъ передъ печкой и принялся курить одну трубку за другой, пока наконецъ въ туман, наполнявшемъ комнату, нельзя было различить его фигуру и только воспаленные глаза его сверкали, какъ угольки, да повременамъ, когда, отъ душившаго его кашля, нсколько разсевались окружавшіе его клубы дыма, обрисовывалась его голова и лицо. И въ такой-то атмосфер — всякій другой человкъ задохнулся бы въ ней — карликъ очень весело провелъ вечеръ, прикладываясь то къ трубк, то къ погребцу, а иной разъ даже принимаясь выть, что у него означало пніе, хотя ничего подобнаго нельзя было бы встртить ни въ вокальной, ни въ инструментальной, словомъ, ни въ какой человческой музык. Позабавившись чутъ не до полночи, онъ, совершенно довольный, влзъ въ койку и заснулъ.

Когда онъ, на слдующее утро, проснулся и, полуоткрывъ глаза, удивился, что виситъ подъ самымъ потолкомъ — ужъ не превратился ли я ночью въ муху, мелькнуло у него въ голов — онъ услышалъ гд-то въ комнат сдержанныя рыданія и стоны. Высунувъ потихонько голову изъ койки, онъ увидлъ, что это его жена плачетъ. Молча смотрлъ онъ на нее съ минуту, да вдругъ какъ гаркнетъ изо всей мочи «ау!»

— Ахъ, Квильпъ, какъ вы меня испугали! вскрикнула бдная женщина, поднимая на него глаза, полные слезъ.

— Да я для того-то и крикнулъ, оправдывался муженекъ. — Зачмъ вы сюда пришли, негодница? Вдь я умеръ, я утонулъ.

— Прошу васъ, Квильпъ, вернитесь домой, умоляла жена;- общаю вамъ, что это никогда боле не повторится. Вдь и произошло все это по ошибк — оттого, отгого, что мы такъ безпокоились о васъ.

— Безпокоились обо мн, ухмылялся карликъ. — Я очень хорошо знаю, что вы безпокоились, потому что не были вполн уврены въ моей смерти. Я вернусь до мой тогда, когда мн вздумается, и опять уйду, когда мн захочется. Я буду, какъ блуждающій огонь, то тамъ, то здсь; буду постоянно вертеться около васъ; буду налетать на васъ совершенно неожиданно, чтобы держать васъ въ вчномъ страх и безпокойств. Уходите отсюда!

Жена съ мольбой протянула къ нему руки.

— Нтъ; сказалъ нтъ, и баста. Если вы еще разъ осмлитесь придти сюда безъ зова, я заведу злющихъ собакъ, которыя растерзаютъ васъ, поставлю на двор капканъ, разложу петарды, которыя взорвутъ васъ на воздухъ и раскрошатъ васъ на мелкіе куски, какъ только вы наступите на проволоку. Убирайтесь вонъ, я вамъ говорю.

— Квильпъ, простите меня, вернитесь домой, настойчиво молила жена.

— Н-н-н-нтъ! заревлъ карликъ. — Не прощу до тхъ поръ, пока самому не захочется; да и тогда, чуръ, помнить: я не стану отдавать отчета, куда и насколько времени ухожу. Видите, вотъ вамъ Богъ, а вотъ порогъ, крикнулъ онъ такимъ страшнымъ голосомъ, — длая при этомъ видъ, что сію минуту выскочить изъ койки, — жена стрлой вылетла изъ комнаты, боясь, что онъ и въ самомъ дл, какъ есть, въ ночномъ колпак, бросится вслдъ за ней и, схвативъ ее въ охапку, понесетъ ее по люднымъ улицамъ домой; а благоврный супругъ, вытянувъ шею, слдилъ за ней, пока она переходила черезъ дворъ, и затмъ, расхохотавшись во все горло, снова завалился спать. Онъ былъ очень доволенъ своимъ подвигомъ и гордился тмъ, что настоялъ на своемъ и съумлъ охранить неприкосновенность своего святилища.

Долго спалъ этотъ гостепріимный хозяинъ въ своей холостой квартир, подъ аккомпанементъ дождя, среди сродной ему обстановки: въ грязи, въ сырости, въ копоти, окруженный крысами. Было уже поздно, когда онъ позвалъ своего камердинера Тома Скотта, чтобы тотъ помогъ ему встать и приготовилъ завтракъ. Онъ одлся, полъ и, такъ же какъ наканун, отправился въ Бевисъ-Марксъ.

На этотъ разъ онъ шелъ не къ Дику, а къ его патрону и пріятелю — самсону Брассу. Онъ никого не засталъ; даже миссъ Сэлли, — этотъ свточъ юриспруденціи, — не оказался на своемъ посту. Объ отсутствіи этихъ трехъ лицъ извщалось билетикомъ, прившеннымъ къ ручк звонка, съ лаконической надписью, сдланной рукою Дика: «возвратятся черезъ часъ». Но такъ какъ не было обозначено время, когда билетикъ былъ вывшенъ, онъ давалъ лишь смутное и довольно сбивчивое указаніе являвшимся кліентамъ.